Первый человек в Риме

— Полагаю, Гай Гракх был человеком достойным. Когда он шел на второй срок плебейского трибуна, я поддерживал его от всего сердца. И третью его попытку — тоже. Не то чтобы моя поддержка многого стоила, но… Я все-таки патриций.

— А это тоже немало. Если в Риме появляется достойный человек, его ведь могут и зарезать. Почему? Потому что он печется больше о Риме, нежели о своем состоянии.

— Думаю, такое случается не только в Риме. — Цезарь посмотрел на Гая Мария, высоко подняв красиво изогнутые брови. — Люди есть люди, и нет разницы между римлянами, греками, карфагенянами, сирийцами. Во всяком случае, там, где замешаны зависть и жадность. Единственный способ сохранить себя и сделать то, что считаешь нужным, — накопить сил и добиться положения верховного правителя… царя. Конечно, этот титул может именоваться иначе…

— Рим никогда не смирится с царским правлением!

— Так было лишь последние пятьсот лет. А ведь прежде Римом правили цари. Смешно, не правда ли? Во всем мире предпочитают безраздельное правление. Только римляне и греки — исключение.

Марий вздохнул:

— Это потому, что в Риме и Греции всякий сам себя считает царем. Рим так и не стал истинной демократией, хоть и изгнал царей.

— Ну уж нет! Истинная демократия — выдумка греческих философов, прекрасная, но недостижимая мечта. Погляди хотя бы на ту путаницу, в которой увязли греки. Этого ли мы хотим для себя? Рим — форма правления меньшинства, господства Славных Семей над большинством.

— И выскочек, — добавил Гай Марий, в котором-то как раз и видели выскочку. — Так называемых «новых людей».

— И «новых людей», — согласился Цезарь.

В этот момент в столовую вошли сыновья Цезаря. Вошли, как и подобает молодым людям: решительно, но с почтением, и сразу остановились.

Сексту Юлию Цезарю, старшему сыну, было двадцать пять — высокий, с темно-рыжими волосами и серыми глазами юноша. Опытный глаз Гая Мария подметил лишь один недостаток у этого юноши — синие тени усталости под глазами. Он был на редкость молчалив, что тоже казалось странным в его годы.

Гаю Юлию Цезарю Младшему исполнилось двадцать два. Он был крепче брата и выше его ростом; золотые кудри придавали света большим голубым глазам. «Очень умен, хотя не выделяется ни силой, ни характером», — решил Гай Марий.

Рядом они смотрелись очень мило — два истинных римлянина, сразу чувствуется порода: дети сенатора и будущие сенаторы.

— Ты можешь гордиться своими сыновьями, Гай Юлий, — проговорил Гай Марий, когда юноши заняли места на ложе по правую руку от отца. Для возможных гостей (а в некоторых скандально известных своим новомыслием домах — для женщин) предназначалось ложе слева от Мария.

— Да, я тоже так думаю. — Глаза Цезаря светились гордостью и любовью. Затем он опять повернулся к Гаю Марию с явным любопытством: — У тебя ведь нет сыновей?

— Нет.

— Но ты женат?

— Так считается, — рассмеялся Гай Марий. — К сожалению, все военные похожи друг на друга: по-настоящему мы обручаемся только с ратными победами.

— Пожалуй. — И Цезарь сменил тему.

Предобеденная беседа текла плавно и неторопливо, огибая опасные рифы. В этом доме уважали чужое мнение, для всякого находили доброе слово, обходились без двусмысленных намеков. Каковы же женщины дома Цезарей? Марий знал, что за воспитанием детей в Риме стояли именно женщины. Распутная или застенчивая, глупая или умная — любая римлянка умеет заставить считаться с собой. Разумеется, кроме этой путеольской квашни.

А вот и женщины — Марсия и две Юлии. Невероятно! Все три — восхитительны. Слуги принесли и поставили для них кресла в центре зала, по другую сторону столов, за которыми возлежали мужчины. Марсия уселась напротив супруга, Юлия — напротив Гая Мария, а Юлилла — перед братьями. Едва заметив, что родители отвлеклись, она тут же показала братьям язык, не смущаясь присутствием гостя.

Несмотря на отсутствие деликатесов и разбавленное вино, обед оказался превосходным — и блюда, и обслуживание, быстрое, но ненавязчивое. Простая еда приготовлена безукоризненно. Именно такая простота застолий и была по душе воину Марию.

Жареная птица с хлебом, луком и зеленой фасолью, два вида оливок, свежий мясной рулет, булочки с запеченными сочными яблоками, превосходные домашние колбаски под чесночным соусом, разбавленным медом, салаты из латука, огурцов, шалота и сельдерея (каждый — под особым масляно-винным соусом), дымящееся блюдо из брокколи, тыквы и цветной капусты, украшенное печеными каштанами. Отдельно подавался перец, светлое оливковое масло первого отжима и соль. Завершали обед небольшие пирожки с фруктовой начинкой, посыпанные зернышками кунжута и политые медом, и пирожные со взбитыми сливками. И под конец — сыры двух сортов.

— Арпинский! — оживился Гай Марий, попробовав один из них, и лицо его помолодело. — Этот сорт я знаю хорошо — его делал мой отец. Из молока двухлетней овцы, которая паслась недельку на заливных лугах, где растут особые травки.