Читаем Первый человек в Риме полностью

Сулла проводил Цезаря до двери и там протянул ему руку, улыбаясь сжатыми губами. Никто лучше не знал эффекта этих слишком длинных и слишком острых клыков, чем сам их владелец. Не для Цезаря его отвратительные, страшные оскалы. Нет, Цезаря надо беречь, его надо обхаживать. Разве есть лучший способ расположить к себе цензоров — и выборщиков, — чем иметь женой Юлию?

— Ямус! — позвал Сулла, когда закрыл за Цезарем дверь.

— Да, господин.

— Не беспокойся об обеде. Приведи дом в траурный вид по случаю смерти госпожи Клитумны. Проследи, чтобы вернулись все ее слуги из Цирцей. Я ухожу организовывать похороны.

«И упаковывать вещи, — подумал Сулла. — Пора прощаться с прежней жизнью, с Клитумной. Ни о чем я не буду жалеть, кроме Метробия. Я буду скучать о нем. Очень».

<p>ГОД ТРЕТИЙ (108 г. до Р. X.)</p><p>КОНСУЛЬСТВО СЕРВИЯ СУЛЬПИЦИЯ ГАЛЬБЫ И КВИНТА ГОРТЕНЗИЯ</p>

С приходом зимних дождей война в Нумидии утратила прежний характер и была почти остановлена. Ни одна из противоборствующих сторон не оказалась в состоянии развернуть войска. Гай Марий получил письмо от своего тестя, Цезаря, и, размышляя над его содержанием, удивлялся. Знал ли консул Квинт Цецилий Метелл Свинка, что с наступлением нового года станет проконсулом, его командование будет продлено и будущий триумф обеспечен? В штабе губернатора в Утике никто даже не упоминал о поражении Марка Юния Силана и о потере всего его войска.

Все это давно было известно Метеллу, а старший легат Гай Марий будет последним, кому об этом сообщат. Вот что возмущало Мария. Бедному Рутилию Руфу поручили наблюдать за зимними пограничными гарнизонами, что не позволяло связаться с ним при развитии событий, не говоря уже о возобновлении войны. А Гай Марий, которого вызвали в Утику, вообще оказался в подчинении у сына Метелла Свинки! Этот молодой человек двадцати лет от роду, младший офицерик в личном кортеже своего отца, был счастлив командовать гарнизоном и руководить обороной Утики. Когда требовалось решить любой вопрос, связанный с диспозицией войск, Марию приходилось обращаться к невыносимо высокомерному Поросенку, как вскоре все стали его называть. Утика — крепость второстепенная. В обязанности Мария входила вся рутинная работа, которую не хотел выполнять губернатор. Работа, более подходящая для квестора, а не для старшего легата.

Мария это бесило, он терял самообладание, особенно когда Метелл Поросенок забавлялся за счет Мария. Поросенку это очень нравилось, тем более что его отец Свинка дал понять, что это нравится и ему. Полупоражение на реке Мутул спровоцировало Рутилия Руфа и Мария на яростную критику командования. Они заявили, что лучший способ выиграть войну с Нумидией — захватить самого Югурту.

— И как же я это сделаю? — спросил тогда Метелл, отрезвленный своей первой битвой достаточно для того, чтобы выслушать чужое мнение.

— Хитростью, — сказал Рутилий Руф.

— Какой хитростью?

— А это ты сам должен придумать, Квинт Цецилий.

Теперь, когда все вернулись в Африканскую провинцию и сносили эти дождливые дни и рутинную работу, Метелл Свинка держал свои намерения в секрете. А потом он наладил контакт с нумидийским аристократом по имени Набдалса и был вынужден позвать Мария принять участие в беседе с этим человеком.

— Не можешь сам выполнить грязную работу, Квинт Цецилий? — прямо спросил Марий.

— Верь мне, Гай Марий, если бы Публий Рутилий был здесь, ты бы мне не понадобился! — огрызнулся Метелл. — Но ты знаешь о Югурте то, чего не знаю я. Кроме того, тебе немного больше известно о том, как работает у нумидийцев голова. Я только хочу, чтобы ты сидел и слушал. Потом скажешь мне свое мнение.

— Меня поражает твое доверие. Думаешь, я буду откровенен с тобой?

Метелл поднял брови, искренне удивленный:

— Ты здесь для того, чтобы бороться с Нумидией, Гай Марий, так почему бы тебе не быть со мной откровенным?

— Тогда приводи этого человека, Квинт Цецилий, и я сделаю все возможное, чтобы помочь.

Марий знал кое-что о Набдалсе, хотя никогда раньше не видел его. Набдалса был сторонником царевича Гауды, законного претендента на нумидийский трон. В настоящее время этот царевич жил на положении полукороля недалеко от Утики, в цветущем местечке на территории Старого Карфагена. Набдалса приехал и был принят Метеллом довольно холодно.

Метелл изложил ему свою точку зрения. Наилучший и самый быстрый способ решить нумидийскую проблему (и посадить на престол царевича Гауду) — это захватить самого Югурту. Есть ли у царевича-претендента — или же у Набдалсы — какие-либо соображения насчет того, как осуществить захват Югурты?

— С помощью Бомилькара, господин, — сказал Набдалса.

Метелл вытаращил глаза:

— Бомилькара? Но он же сводный брат Югурты, самый преданный из его вельмож!

— В настоящее время отношения между ними довольно натянутые, — пояснил Набдалса.

— Почему? — спросил Метелл.

— Это вопрос престолонаследия, господин. Бомилькар хочет, чтобы его назначили регентом, если с Югуртой что-нибудь случится, но Югурта отказывается это сделать.

— Регентом? Не наследником?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза