Первый человек в Риме

– Да-да. Ты спас от смерти целый легион, Гней Петрей, а когда один человек спасает от смерти целый легион, на его голову возлагают венец из трав. Я прослежу за этим, – повторил Сулла.

Мысль о венце из трав натолкнула его на давние воспоминания. Сулла все думал об этом, направляясь вниз по склону в город, чтобы организовать повозку для Гнея Петрея, героя Тридента. Бедная Юлилла! Бедная, бедная Юлилла… Ей никогда не удавалось сделать что-то правильно. Вероятно, это повлияло и на странные проявления Фортуны в ее жизни. Единственная из всех Юлий, рожденная не для того, чтобы сделать мужчину счастливым, досталась ему – Юлилла. Затем его ум переключился на более важные вещи. Луций Корнелий Сулла не собирался винить себя за судьбу Юлиллы. Ее судьба не имела к нему никакого отношения. Она сама навлекла на себя беду.

Катул Цезарь вернул армию в лагерь под Вероной прежде, чем Бойорикс сумел перевести последнюю из своих повозок через маленький шаткий мосток – пришлось воспользоваться несколькими ненадежными переправами – и германцы двинулись по зеленым равнинам вдоль реки Пад. Сначала Катул Цезарь настаивал на том, чтобы дать кимврам бой у озера Бенак, но Сулла не одобрил этого. Вместо того он заставил Катула Цезаря предупредить жителей всех городов и деревень, от Аквилеи на востоке до Комума и Медиолана на западе, о том, что из Италийской Галлии должны уйти все римские граждане, все люди, пользующиеся латинскими правами, и те галлы, кто не хочет брататься с германцами. Беженцам следует двигаться на юг и оставить кимврам всю Италийскую Галлию по ту сторону Пада.

– Германцы будут похожи на свиней в желудевой каше, – уверенно сказал Сулла, проживший среди них год. – Когда они оценят наши пастбища и вкусят покоя между озером Бенак и северным берегом Пада, Бойорикс уже не сможет собрать свой народ. Они рассеются в сотнях направлений. Подожди – и увидишь.

– Будут грабить, рушить, жечь, – сказал Катул Цезарь.

– Да, и забудут, что им надо делать. Война вылетит из их памяти! Голову выше, Квинт Лутаций! По крайней мере, это самое галльское племя из всех галлов на италийской стороне Альп, и германцы не перейдут Пада, пока не обгрызут его так, как голодный человек объедает куриные косточки. Наши люди далеко уйдут от германцев и унесут с собой все ценное. А земля никуда не денется. Мы отберем ее, когда придет Гай Марий.

Катул Цезарь поморщился, но сдержался. Он уже испытал на себе, каким колючим может быть язык Суллы. И, кроме того, узнал, каким безжалостным был Сулла. Каким холодным, несгибаемым и решительным.

Странно близок он Гаю Марию, хотя… они свояки. Или были свояками. «Отделался ли Сулла от своей Юлиллы?» – гадал Катул Цезарь. В долгие часы раздумий о Сулле он вспомнил слух, прошедший среди братьев Юлиев Цезарей и их семей еще в то время, когда Сулла вдруг возник из небытия и начал участвовать в общественной жизни, а потом женился на Юлилле. Говорили, будто для такой жизни он нашел деньги, убив свою мать (или мачеху?). А еще – любовницу. И племянника. «Когда придет время возвращаться в Рим, – думал Катул Цезарь, – обязательно следует проверить эти слухи. О нет, не стоит использовать их явно и сразу. Умнее припрятать их на будущее, когда Луций Корнелий вознамерится стать претором. Не эдилом, пусть порадуется этому званию, тем более что при этом его кошелек похудеет. Претором. Да, претором!»

Когда легионы вошли в лагерь под Вероной, Катул Цезарь знал: первое, что ему надо сделать, – послать сообщение о печальных событиях при Атесе быстрой почтой в Рим. Если он этого не сделает, то Сулла сообщит сам – через Гая Мария. Важно было, чтобы Рим узнал его версию событий первой. В случаях, когда оба консула находятся на театре военных действий, послание в сенат должно быть адресовано его лидеру. Поэтому Катул Цезарь адресовал свой доклад Марку Эмилию Скавру, принцепсу сената, сопроводив его личным письмом, в котором излагал подробности случившегося. Он доверил отчет и письмо, тщательно запечатанные, молодому Скавру, сыну принцепса, приказав галопом доставить все в Рим.

– Он у нас лучший наездник, – вкрадчиво объяснил Сулле Катул Цезарь.

Сулла поглядел на него с той же ядовитой иронией, как и при беседе по поводу мятежа.

– Знаешь, Квинт Лутаций, ты обладаешь самым изощренным видом жестокости, с каким я сталкивался, – сказал он.

– Хочешь отменить приказ? – насмешливо осведомился Катул Цезарь. – У тебя есть на это право.

Но Сулла только пожал плечами и отвернулся:

– Это твоя армия, Квинт Лутаций. Делай что хочешь.

А он уже сделал, что хотел. Послал молодого Марка Эмилия Скавра скорой почтой в Рим с новостями о собственном позоре.

– Я выбрал тебя, Марк Эмилий Младший, потому что не могу придумать худшего наказания для труса из такой славной семьи! Ты принесешь своему отцу сообщение о военной неудаче и твоей трусости, – ровным голосом сказал ему Катул Цезарь, непогрешимый.