Первый человек в Риме

Молодой Скавр – мертвенно-бледный, сильно похудевший, презираемый – стоял вытянувшись и стараясь не встречаться с командующим глазами. Но когда Катул Цезарь объявил, с каким поручением тот поедет, глаза молодого Скавра – более бледная, менее красивая копия зеленых глаз его отца – невольно обратились к надменному лицу Катула Цезаря.

– Пожалуйста, Квинт Лутаций! – испуганно воскликнул он. – Пожалуйста, умоляю, отправь кого-нибудь другого! Позволь мне увидеться с отцом в свое время!

– Твое время, Марк Эмилий Младший, – это время Рима, – ледяным тоном отрезал Катул Цезарь. – Ты галопом поскачешь в Рим и отдашь принцепсу сената мой консульский пакет. Хотя ты и оказался трусом на поле битвы, но, к сожалению, ты у нас лучший наездник. Имя у тебя достаточно известное, оно обеспечит тебе лучших коней на всем пути. Не бойся! Германцы далеко. Они на севере. Тебе никто не будет угрожать.

Молодой Скавр, как мешок в седле, ехал миля за милей в Рим – по Анниевой дороге, потом по Кассиевой, более короткому, но скверному пути. Голова его качалась в такт, зубы стучали, словно удары сердца, действуя удивительно успокаивающе. Временами он разговаривал сам с собой.

– Если бы я собрал там все свое мужество, как вы полагаете, смог бы я? – вопрошал он воображаемых слушателей – ветер, дорогу, небо. – Что мне делать, если я не смелый, отец? Откуда берется смелость? Почему я не получил своей доли? Как мне рассказать тебе о боли, страхе, ужасе, которые я почувствовал, когда эти ужасные дикари явились – с ревом и криками, как Фурии? Я не мог двинуться с места! Я даже не мог контролировать свой кишечник, не говоря уже о сердце! Оно раздувалось, раздувалось, пока не лопнуло! Я упал без чувств, радуясь тому, что мертв! А потом я очнулся и понял, что жив, все еще охваченный ужасом. Я… обгадился! Солдаты, которые унесли меня с поля боя, смывали с себя в реке мое дерьмо на моих глазах – с таким презрением, таким отвращением! О отец, что такое смелость? Где затерялась моя доля мужества? Отец, выслушай меня, позволь мне объяснить! Как можешь ты осуждать меня за то, чего во мне нет? Отец, выслушай, выслушай меня!

Но Марк Эмилий Скавр, принцепс сената, так его и не выслушал. Когда его сын прибыл с пакетом от Катула Цезаря, он находился в сенате, а когда вернулся домой, то сын заперся в своей комнате, передав через управляющего, что привез пакет от консула и будет ждать в своей комнате, пока отец не прочитает и не пошлет за ним.

Скавр сначала прочитал донесение, с мрачным видом, но благодарный, по крайней мере, за то, что легионы сохранены. Затем он стал читать послание Катула Цезаря. Губы его громко повторяли слово за словом, он все глубже вдавливался в кресло, пока, кажется, не уменьшился вдвое. Слезы полились прямо на письмо, оставляя на нем размытые пятна. Конечно, он знал, кто такой Катул Цезарь. Эта часть донесения отнюдь не удивила его, и он искренне порадовался, что такой сильный и бесстрашный легат, как Сулла, вовремя оказался под рукой.

Но он никогда не сомневался, что в самый ответственный момент, когда придет нужда обороняться до последнего солдата, его сын проявит то мужество, которое, как нелицемерно считал Скавр, присуще всем мужчинам. Или, по крайней мере, всем мужчинам, имя которых – Эмилий. Мальчик был его единственным ребенком. А теперь род Эмилиев Скавров оборвется – с таким позором, с таким бесчестьем! И поделом, если его сын, его единственный ребенок, оказался трусом.

Скавр тяжело вздохнул и принял решение. Не будет никакого обмана, никаких попыток обеления, оправданий, никакого сокрытия случившегося. Оставим вранье Катулу Цезарю. Доказано, что сын Скавра – трус. В час смертельной опасности он покинул своих солдат. И не просто сбежал! Это произошло самым малодушным, самым унизительным образом: он обделался и упал в обморок! Солдаты отнесли его в безопасное место, когда все должно было быть наоборот. Этот позор Скавр решил пережить с присущей ему стойкостью. Пусть его сын почувствует на себе кару, познав презрение всего города!

Слезы Скавра высохли, лицо стало спокойным. Он хлопнул в ладоши, позвав управляющего, и когда тот вошел, то застал своего господина сидящим очень прямо, со сложенными на столе руками.

– Марк Эмилий, твой сын очень хочет видеть тебя, – сказал управляющий, понимая, что что-то случилось: молодой человек вел себя странно.

– Можешь передать Марку Эмилию Скавру Младшему, – надменно произнес Скавр-старший, – что хотя я и отказываюсь от него, но не лишаю его родового имени. Мой сын – трусливая дворняжка, и пусть об этом узнает весь Рим. Пока я жив, я никогда больше не увижу его. Скажи ему это. И еще скажи, что в этом доме ему не рады, даже если он вздумает просить милостыню у порога. Скажи ему! Скажи ему, пусть не попадается мне на глаза – никогда! Иди скажи ему! Скажи ему!