Первый человек в Риме

Его жена Ливия Друза сидела в своей гостиной, держа маленькую дочку на коленях. Она только что закончила кормить малышку грудью. Как всегда, его приход вызвал улыбку, которая должна была бы согреть его. Но этого почему-то не происходило. Ее глаза жили как бы отдельно от лица и никогда не улыбались, в них еще ни разу не просыпался интерес. Разговаривая с ним, она не смотрела ему в глаза ни на мгновение. И все же ни у кого не было жены милее и услужливее. Она никогда не отвергала его, ссылаясь на усталость или на недомогание. Занимаясь с ним любовью, она делала все, о чем бы он ее ни попросил. Конечно, в такие моменты он не мог видеть выражения ее глаз. Откуда же ему было узнать, что ее глаза не отражали ни капли удовольствия?

Более проницательный и умный муж мягко упрекнул бы Ливию Друзу в этом, но Цепион Младший склонен был приписать все своему воображению, не понимая, что воображения-то у него и нет. Он знал, что что-то в основе своей неправильно, но не настолько он был проницателен, чтобы сделать правильный вывод. Определенно ему и в голову не приходило, что она не любит его, хотя до свадьбы он был совершенно уверен в том, что не нравится своей избраннице. Но как такое могло быть, если Ливия доказала, что она образцовая римская жена? Нет, она должна его любить! Все дело в воображении.

Дочь, Сервилия, была для Цепиона Младшего скорее объектом, чем живым существом. Он был разочарован тем, что родился не сын.

Он сел. Ливия Друза потерла спинку дочери и передала няне-македонянке.

– Ты знала, что твой брат голосовал за Гая Мария на консульских выборах? – спросил он.

Ливия Друза удивилась:

– Нет. Ты уверен?

– Он сегодня сам сказал Квинту Цецилию Метеллу Нумидийскому. Я там был. Он что-то болтал о том, что, мол, был при Аравсионе. Ох, хоть бы враги моего отца перестали наконец об этом говорить!

– Дай время, Квинт Сервилий.

– Но становится все хуже, – уныло протянул Цепион Младший.

– Ты будешь ужинать дома?

– Нет, я опять ухожу. Буду ужинать у Луция Лициния Оратора. Марк Ливий тоже придет.

– О-о! – безжизненно отреагировала Ливия Друза.

– Извини, хотел предупредить тебя еще утром, но забыл, – сказал муж, вставая. – Ты не возражаешь?

– Нет, конечно, – равнодушно заверила Ливия Друза.

Конечно, она возражала, но не потому, что жаждала компании своего мужа, а потому, что, если бы он предупредил ее, это сэкономило бы деньги и усилия поваров. Они жили вместе с Цепионом-отцом, который всегда жаловался на большие расходы по хозяйству и постоянно обвинял Ливию Друзу в том, что она не очень экономная хозяйка. Как Цепиону-отцу, так и его сыну не приходило в голову предупреждать ее о своих передвижениях, и поэтому каждый день она была обязана проследить за тем, чтобы обед был приготовлен на всех, даже если некому было его есть и обед возвращался на кухню почти нетронутым и попадал в глотки весьма довольных этим слуг Цепиона-отца.

– Госпожа, отнести ребенка в детскую? – спросила девушка.

Ливия Друза очнулась от своих дум.

– Да, – сказала она, даже не взглянув на ребенка.

Няня унесла девочку. Ливия кормила грудью свою дочку не потому, что заботилась о здоровье маленькой Сервилии. Просто она знала, что пока кормит грудью, ей не грозит снова забеременеть.

Она не очень интересовалась Сервилией. Каждый раз, когда она смотрела на эту малютку, то видела в ней миниатюрную копию ее отца. Короткие ноги, кожа такая смуглая, что делалось неприятно. На спине вдоль позвоночника, на руках и ногах густая темная растительность. На голове жесткие черные волосы, растущие низко на лбу и на затылке – как шкура животного. В глазах Ливии Друзы маленькая Сервилия не обладала никакими положительными качествами. Она даже не пыталась рассмотреть дочку повнимательнее. А между тем у малышки была пара черных глаз, больших и темных, – в будущем они обещали стать очень красивыми, а маленький, словно бутончик розы, ротик, спокойный и замкнутый, служил еще одним предвестником грядущей красоты.

Восемнадцать месяцев брака не примирили Ливию Друзу со своей судьбой, хотя ни разу она не воспротивилась приказам своего брата Друза. Ее учтивость, ее поведение были безупречны. Даже во время ее частых сексуальных занятий с Цепионом Младшим она вела себя безукоризненно. К счастью, ее высокое рождение и статус не позволяли ей демонстрировать страсть. Цепион Младший был бы потрясен, если бы в постели она вела себя как любовница: стонала в экстазе или металась по простыням. Она была обязана – как диктовали правила поведения жены – лежать спокойно на спине, бедра неподвижны, соответствующее моменту теплое отношение и безупречная скромность. Но это было так трудно! Труднее, чем все остальное в ее жизни, ибо, когда ее муж дотрагивался до нее, она готова была кричать, словно ее насилуют, и блевать ему в лицо.