Первый человек в Риме

Они повернули обратно.

– Ты намерен идти один, Луций Корнелий? – осведомился Марий. – А ты не думаешь, что было бы неплохо иметь кого-то для компании? Если ты захочешь срочно послать мне весть, а сам не сможешь уйти – как ты поступишь тогда? Разве товарищ, который мог бы послужить тебе зеркалом, не был бы хорошим подспорьем?

– Я и об этом подумал. Я хотел бы взять с собой Квинта Сертория.

Сначала Марий был будто доволен, но потом нахмурился:

– Он слишком темный. Он никогда не сойдет за галла, не говоря уж о германце.

– Ты прав. Однако он мог бы сойти за грека с примесью кельтиберской крови. – Сулла прочистил горло. – Когда мы уходили из Рима, я нарочно подарил ему раба, кельтибера из племени иллергетов. Я не сказал Квинту Серторию о своих планах, но наказал ему научиться говорить, как кельтибер.

Марий удивленно посмотрел на Суллу:

– Ты хорошо подготовился. Одобряю.

– Значит, я могу взять с собой Квинта Сертория?

– О да. Хотя я все же думаю, что он слишком темный. Не погубит ли это и его, и тебя вместе с ним?

– Нет, все обойдется наилучшим образом. Квинт Серторий очень ценен для меня, и я думаю, что его темная масть может обернуться ценным качеством. Видишь ли, Квинт Серторий умеет обращаться с животными, а такие люди вызывают священный трепет у всех дикарей. Его смуглая кожа вполне сослужит ему добрую службу. Его будут считать заклинателем.

– Умение обращаться с животными? Что ты имеешь в виду?

– Квинт Серторий может подзывать к себе диких животных. Я заметил это в Африке, когда он свистом подозвал леопарда и стал гладить его. Однако всерьез начал я думать над его ролью в этой миссии, когда он приручил орленка, которого вылечил, но не лишил естественного желания оставаться свободным и диким. Так что теперь орленок живет так, как и подобает орленку, и в то же время остается другом Сертория, прилетает к нему, садится на руку, целует его. Солдаты уважают Квинта Сертория. А это отличный знак.

– Я знаю. Орел – символ легионов, а Квинт Серторий придал ему еще бóльшее значение.

Они стояли, глядя на то место, где шесть серебряных орлов на серебряных древках, украшенных коронами, фалерами и ожерельями, были воткнуты в землю. Перед ними горел огонь в треноге. Часовые стояли по стойке смирно. Жрец в тоге со складками, натянутыми на голову, кинул на угли фимиам и начал читать вечерние молитвы.

– Каково именно значение этого умения обращаться с животными? – спросил Марий.

– Галлы очень суеверны относительно духов, которые обитают во всем живом, и, я думаю, так же суеверны и кимвры. Квинт Серторий будет выдавать себя за заклинателя из одного испанского племени, которое обитает так далеко, что даже пиренейские племена мало о нем знают.

– Когда ты хочешь отправиться?

– Теперь уже скоро. Но я предпочитаю, чтобы ты сказал Квинту Серторию обо всем сам. Он, конечно, захочет пойти со мной, но его преданность тебе безгранична. Поэтому будет лучше, если он получит это поручение от тебя. – Сулла шумно выдохнул через нос. – Никто не должен знать. Никто!

– Полностью с тобой согласен. Однако трое рабов уже знают кое-что, поскольку они давали тебе уроки языка. Ты хочешь, чтобы всех продали и отправили куда-нибудь морем?

– Зачем столько беспокойства? – удивился Сулла. – Я думал просто убить их.

– Отличная идея. Но тогда ты потеряешь деньги.

– Это же не состояние. Называй это моим скромным вкладом в успех кампании против германцев, – спокойно произнес Сулла.

– Я прикажу их убить, как только ты уйдешь.

Но Сулла покачал головой:

– Нет, эту грязную работу я выполню сам. И сейчас. Они научили меня и Квинта Сертория всему, что знают сами. Завтра я отошлю их в Массилию как будто бы с поручением. – Он потянулся, сладко зевнул. – Я хорошо стреляю из лука, Гай Марий. А соленые болота пустынны. Все просто подумают, что они убежали. Включая и Квинта Сертория.

«Я слишком близок к земле, – подумал Марий. – Я, конечно, не против убийства людей, даже хладнокровного. Смерть – часть жизни, как нам известно, и убийство не раздражает богов. Но ведь Сулла – римлянин из древнего патрицианского рода. Слишком высоко от земли. Действительно, почти полубог». И Марий вдруг вспомнил слова сирийской прорицательницы Марфы, теперь живущей в роскоши в его римском доме на правах почетной гостьи. Народится намного более великий римлянин, чем он, Гай Марий, и он тоже будет Гай, но Юлий, а не Марий… Было ли это то, что нужно? Эта полубожественная капля патрицианской крови?

В письме Гаю Марию, помеченном концом сентября, Публий Рутилий Руф писал: