Он так размечтался о еде, что вдруг столкнулся носом к носу с человеком, которого больше всего надеялся избежать — высоким костлявым Дабасиром, торговцем верблюдами. Из всех друзей и знакомых, у кого Таркад успел назанимать денег по мелочи, Дабасира он боялся больше всех, так как вернуть долги не мог, несмотря на свои обещания.
При виде Таркада Дабасир просиял:
— Да это же Таркад! Я тебя так долго искал, чтобы забрать те два медяка, что ты занял у меня целую луну назад; и ещё серебряную монету, которую я одолжил тебе раньше. Хорошо, что мы встретились. Как раз сегодня деньги мне очень нужны. Ну, что скажешь, парень? А?
У Таркада язык прилип к нёбу, кровь прилила к лицу. На пустой желудок у него не хватало духу спорить с разговорчивым Дабасиром.
— Прости меня, прости меня, — жалко забормотал он. — Сегодня у меня нет ни медных, ни серебряных монет, и я не могу с тобой расплатиться.
— Ну так добудь их, — не отставал Дабасир. — Неужели ты не найдёшь пары медяков и серебряной монеты, чтобы расплатиться со старым другом твоего отца, протянувшим тебе руку в час нужды?
— Меня преследует неудача. Мне нечем расплатиться.
— Неудача! Нечего валить на богов, когда причина в твоей слабости. Неудача преследует любого, кто думает, как бы занять денег, а не о том, как бы выплатить долг. Идём со мной, парень. Я голоден и собираюсь поесть, а тем временем расскажу тебе одну историю.
Таркад дёрнулся, уязвленный бесцеремонностью Дабасира, но теперь он хотя бы мог войти в вожделенную дверь харчевни.
Дабасир толкнул его в дальний угол комнаты, и они уселись на ковриках.
Явился улыбающийся Коскор, хозяин харчевни, и Дабасир обратился к нему со своей обычной прямотой:
— Ты, жирный пустынный варан, принеси-ка мне ногу козы, подрумяненную и сочную, и ещё хлеба и всяких овощей, какие у тебя есть, ибо я голоден и собираюсь есть много. Да не забудь и моего друга — принеси ему кувшин воды. Да смотри охлади её, ибо день сегодня жаркий.
У Таркада упало сердце. Неужели ему придётся сидеть тут и пить воду, наблюдая, как Дабасир пожирает целую козью ногу? Но Таркад промолчал. У него не было слов.
Дабасир, однако, молчать не умел. Улыбаясь и добродушно помахивая рукой, он приветствовал других посетителей харчевни, которые все до единого были ему знакомы, и продолжал говорить:
— Один путешественник, только что вернувшийся из Урхи, рассказал мне о некоем богаче, который велел вырезать такую тонкую пластину камня, что она стала прозрачной. Он вставил её в окно своего дома, чтобы защититься от дождя. Камень желтый, так рассказывал этот путешественник. Ему позволили посмотреть через это окно: весь мир снаружи показался ему странным и не таким, как на самом деле. Что ты скажешь на это, Таркад? Ты веришь, что можно видеть мир в совершенно ином цвете, чем на самом деле?
— Наверно, — произнес юноша. Его гораздо больше интересовала жареная козья нога, которую только что подали Дабасиру.
— Ну а я знаю, что это так, ибо сам когда-то видел весь мир в ином цвете, чем он есть на самом деле. И сейчас я поведаю тебе, как я снова начал видеть его истинные цвета.
— Дабасир собирается рассказывать, — шепнул один из обедающих на ухо соседу и пододвинул свой коврик поближе к тому месту, где сидел Дабасир. Другие посетители харчевни тоже прихватили свою еду и собрались вокруг. Они шумно жевали — их чавканье звучало громом в ушах Таркада — и задевали его мясными костями. Он один из всех собравшихся сидел без еды. Дабасир не предложил разделить с ним трапезу или хотя бы поднять отломанный кусочек жёсткого хлеба, упавший с тарелки на пол.
— То, что я сейчас расскажу, — начал Дабасир и прервался, чтобы откусить большой кусок козлятины, — относится ко временам моей молодости и повествует, как я начал торговать верблюдами. Знает ли кто-нибудь из вас, что когда-то я был рабом в Сирии?
По рядам слушателей пробежал гул удивления, и Дабасир выслушал его с довольным лицом.
— Когда я был молод, — и Дабасир снова откусил огромный кусок козлятины, — я перенял у своего отца его ремесло — изготовление сёдел. Я помогал отцу в мастерской и взял себе жену. Поскольку я был молод и не слишком искусен в ремесле, я зарабатывал немного — ровно столько, чтобы скромно жить со своей прекрасной женой. Однако я жаждал разных вещей, которые мне были не по карману. Но однажды я обнаружил, что даже если у меня сейчас нет денег, лавочники отпускают мне товары в долг, под обещание заплатить позже.
Я был молод и неопытен, и не знал: кто тратит больше, чем зарабатывает, тот сеет ветер бездумного удовлетворения своих прихотей и рано или поздно пожнёт ураган забот и унижений. Итак, я покупал дорогие одежды для себя, предметы роскоши для жены и для дома, и жил не по средствам.