Во второй раз я на мгновенье поймал отражение мёртвых глаз в зеркале заднего вида. Резко обернулся — никого. Вытер мокрый лоб, руки у меня тряслись. Прошло три или четыре дня, призрак не появлялся. Я чуть расслабился, позволил потешить себя надеждой на спокойную жизнь. Как знать, вдруг Мельниковой надоело преследовать меня? А может, её больше не отпускают к живым? Сказали: «Хватит, Клавдия Фёдоровна, твой лимит посещений исчерпан в этом году».
Перстень продолжал творить чудеса. Однажды я застал отца перед зеркалом, он стоял с широко открытым ртом и подсвечивал себе фонариком.
— Ты чего, пап?
— Зуб удалил, а теперь десна воспалилась. Что-то белое виднеется, наверно, осколок лезет. Не болит, а зудит, что ли…
Он уехал к стоматологу, вернулся растерянный и радостный одновременно.
— На рентген послали и увидели, что это новый зуб растёт. Может, спрашивают, удалённый был молочным? Какой там молочный, обыкновенный был. Феномен!
Я улыбнулся: какие замечательные возможности открываются у перстня. Жаль, бессмертия артефакт не даёт — Мельникова таки умерла, хотя и в весьма преклонных годах. Хорошо пожила, как говорит бабушка.
К сожалению, покой закончился слишком быстро, и я снова стал видеть фантом. Зашёл в магазин купить кое-что из продуктов для нас с Макаркиным и у витрины с хлебом наткнулся взглядом на серое старухино лицо.
— Да что ты хочешь от меня?!
Кричал я от бессилия, знал ведь, чего хочет Мельникова.
Какая-то покупательница испуганно отшатнулась и прошла через старуху безо всякого вреда для обеих. А! И без хлеба обойдусь! Я бросил пустую корзину и метнулся к выходу. Прыгнул машину и, едва вырулив с парковки, дал по газам, как будто покойница по пятам гналась.
Игорь вытащил из пакета хлеб, пельмени и коробку кефира.
— Это всё? А пиво не взял?
Продукты я купил в ларьке у дач, про пиво и не вспомнил на нервах.
Усмехнулся:
— Сухой закон у тебя.
— Ну что за жизнь! — Макаркин ударил кулаком по столу. — Глебыч, я домой хочу. Сколько можно прятаться? Как мышь в норе сижу… Мне хотя бы одежду на смену взять надо.
— Могу я привезти.
— Ты что! Мать и так удивляется, чего это я на чужой даче столько торчу. Отвези меня.
Я задумался и молчал.
— Ты же сам говорил: Николай не Карлсон… или как его там… — упрямился Игорь, — давай отвези.
— Поехали, пёс с тобой!
Я утешал себя тем, что точно знал: Николай потерял след и теперь рвёт и мечет от злости. Пусть Макаркин побудет дома, а там… там видно будет.
Высадил Игоря у подъезда. Он, довольный, махнул рукой, сказал, что вечером позвонит или напишет, и скрылся за дверью. Я ещё немного понаблюдал, не зайдёт ли кто подозрительный следом, а потом уехал.
Кто такая Анка, которой надо отдать перстень? Вероятно, старухина дочь или ещё какая-нибудь родственница. Надо выяснить и вернуть артефакт, рассудок мне всё-таки дороже. А то сойдёшь с ума внезапно и не догадаешься, как себе сумасшедшему помочь. Я сказал маме, что буду готовить проект по информатике, якобы заданный на лето, а сам закрыл дверь и уселся поудобнее в кресле.
Мне показалось, что я задремал: напала сонливость, тело стало маленьким и лёгким, как воздушный шарик. Холодный ветер взъерошил волосы, брызнул в лицо водяной пылью. Запахло дождём и сладковато-пряно палыми листьями.
Открыл глаза, и страх ударил в ноги. Исчезли стены моей комнаты с плакатами Джастина Бибера, пропала мебель, ноутбук, да и сам дом пропал; я стоял на незнакомой улице с двумя длинными рядами частных домов, едва различимых в сумерках. Ярко светились зашторенные окошки, темнели треугольные крыши и глухие заборы. Неподалёку забрехала собака, её поддержала ещё одна.
— Что за шутки! Верните меня обратно!
Чёрной тенью приблизилась какая-то кошка. Я опустил взгляд и увидел, что стою на мокром асфальте, босой, в тонкой рубашке и шортах.
Скрипнула дверь, и на крыльце, в прямоугольнике яркого света появилась какая-то женщина. Подождите, да это же старуха Клавдия! Длинную юбку прикрывал белый передник с большими карманами, на голову и плечи наброшена шаль. Я вжался в забор.
— Кис-кис-кис! Муська, Муська! Иди домой! — позвала Мельникова.
Кошка метнулась мимо меня и проскользнула в дом, дверь захлопнулась. Я повертел головой и увидел табличку с надписью: «Ул. Московская, д. 14», тихо рассмеялся. Всё понятно! Макаркин сказал, что способы получения ответов разные, это, видимо, один из них. Перемахнуть невысокий заборчик и добежать до крыльца было делом нескольких секунд. Я немного постоял у дверей, прислушиваясь, на цыпочках пробрался в дом и прошёл в кухню, где горел свет.
Это была совершенно излишняя предосторожность, потому что хозяева меня не замечали. Живая и здоровая Клавдия шелушила фасоль. Руки мерно двигались, бросали в ведёрко сухие половинки стручков и ссыпали в чашку белые семена. В ярком свете люстры поблёскивал на пальце чёрный агат. Другая женщина, моложе и поразительно похожая на Мельникову, сидела напротив и читала книгу.