Перст судьбы

Лара наклоняется, целует мраморного Лиама в губы.

– Вот и все, – шепчет едва слышно. – Теперь я точно знаю, что его больше нет.

Она поворачивается и спешно идет к выходу.

* * *

Я нагоняю Лару во дворе. Мне на миг кажется, что она плачет. Но нет, она просто ежится, передергивая плечами.

– Он когда уезжал, сказал: «Береги Диану».

Я хочу сказать, что меня он просил о том же. Но не говорю.

– Он ведь знал, да?

– Возможно.

– Я просила остаться. А он не слушал. Воображал, что может что-то исправить. Что может остановить колесо Судьбы. Ты тоже надеешься?

– На что?

– Что сможешь одолеть Судьбу. Обмануть ее сотнями своих забавных мираклей.

– Пытаюсь.

– И как? Получается?

– Пока не очень. Но ты можешь помочь.

– Хватит! Прекрати. Ведь я не миракль, Кенрик. Я – живая. У меня есть память. И мне больно. Очень.

– Как тебе мои руки? – Я показываю изувеченные ладони. – Меня лишили Дара магика. Перст Судьбы лишает Судьбы. И мне тоже больно.

Она отводит взгляд и кивает. Она видела, как я использовал черную магию в Элизере, видела, как я пытался спасти Лиама, но моя магическая сеть не выдержала и лопнула. Простила она? Или нет? Винила ли за смерть Лиама? Я ни разу не говорил с нею после их свадьбы и ни разу не видел ее после смерти Лиама. Мне не терпелось спросить, заметила ли она разницу между Лиамом из ее юности и Лиамом, возвращенным моей магической силой? Заметила ли она в нем перемену?

Да, спросить хотелось, но я не спросил.

– Говорю, ты мне можешь помочь, – возвращаю я разговор в прежнее русло.

– Я не магик.

– Всего лишь небольшая прогулка за ворота. Всё, что я прошу.

– Что ты задумал? – Лара щурится, внимательно оглядывая меня. – Опять станешь людям выдавливать глаза?

Помнит Элизеру. Ну и пусть.

– Нет, забава проще. Попробую создать пару мираклей. С твоей помощью. Вернее, ты создашь мираклей с моей помощью. Хороших мираклей – с топотом копыт и запахом конского пота.

– Миракли? Серьезно? Это так важно?

– Ты не представляешь насколько.

– Но я же не умею.

– Я помогу. Направлю твои руки. Ты согласна?

– Если это возможно.

Я для нее как очередной миракль – не определишь, где правда, где ложь, но правда выглядит пресной, а ложь манит.

* * *

Мы седлаем коней и выезжаем за ворота. Когда-то давно подле замка было большое поселение, потом его сожгли во время осады, но так и не отстроили снова. Заросли малины и иван-чая дружно поднимаются среди руин. Молодые тополя тянутся над остовами почерневших от копоти стен. А большое общинное поле сделалось местом военных тренировок – эквиты и пехотинцы утоптали землю до твердости насыпной дороги.

Я выбираю место, невидимое из замка – никому не стоит знать, что сейчас произойдет. Уверен, что в замке полно шпионов: одни доносят отцу, другие – Великому Хранителю, сообщают, что я делаю или собираюсь делать. И, возможно, кто-то отсылает записки Игеру.

Мы спешиваемся.

Я достаю из ножен кинжал, несколько мгновений вожу острием над тыльной стороной руки, там, где голубеют вены, нащупывая точку, где заканчивается зона омертвения. Наконец решаюсь, наношу укол.

– Что ты делаешь? – В голосе Лары испуг. И восторг одновременно. Ее трясет.

Верно, думает, что я спятил.

Вместо ответа подношу руку к губам. На запястье набухает капля крови, я трогаю ее языком. Всё в порядке – кровь в моих сосудах выше запястья живая. В следующий миг кинжал уже в левой руке и делает прокол на правой.

– Теперь ты.

Она кивает, уже сообразив, что я собираюсь сделать, и вытягивает руки в мою сторону. Двумя короткими и быстрыми движениями я прокалываю мелкие сосуды на ее руках.

Потом подхожу к ней сзади, вплотную, в этом есть нечто сексуальное, несмотря на разделяющую нас одежду – сукно и кожу. Я ощущаю возбуждение. И чувствую – она тоже.

– Согни руки в локтях, – шепчу я. – Плотно прижми локти к телу. Держи упор. Руки не должны дрогнуть. Ладони раскрой и обрати к небу.

Моя щека касается ее щеки. Она подчиняется – в этом своего рода магия: в прикосновении моей кожи, тепле тела, в легкой щекотке моих волос на ее шее. Я протягиваю руки и накладываю их на ее запястья так, чтобы на границе мертвой зоны руки соприкоснулись. Свои омертвевшие ладони держу вертикально, будто изображаю запретительный жест, пытаясь кого-то остановить. В следующий миг предплечья соединятся, склеенные кровью. Руки Лары двигаются уже не по ее воле. Она не знает этих жестов, ее запястья вращаются влево и вправо вместе с моими запястьями. Мои пальцы недвижны, тогда как ее манят и будто тянут невидимые нити.

Потом я опускаю руки, но связь остается.

Повинуясь ее пассам, два скакуна-миракля отделяются от наших лошадей и почти сразу останавливаются, поджидая всадников. Моя тень оборачивается мираклем и взмывает в седло. В следующий миг уже миракль-Лара гарцует на миракле-коне. Призрачные всадники скачут в сторону военного лагеря. Запах конского пота, стук копыт – мираж невозможно отличить от яви. Никто в Ниене, кроме меня, не умел творить такое. Да и я теперь не умею – сам по себе.

Внезапно Лара поворачивается ко мне – связь разрывается, миракли рассыпаются прахом. Наши губы сливаются на миг.

* * *