Перси Джексон и лабиринт смерти

– И посвящал их мне, – закончил Посейдон. – И у тебя в голове не укладывается, как может кто-то творить такие ужасы во имя меня.

Я неловко кивнул.

Посейдон положил обветренную руку мне на плечо.

– Перси, низшие существа творят во имя богов немало ужасного. Это не значит, что мы, боги, это одобряем. То, что делают наши сыновья и дочери от нашего имени… ну, обычно это куда больше говорит о них самих, чем о нас. А мой любимый сын – ты, Перси.

Он улыбнулся, и в этот момент просто сидеть с ним на кухне было самым лучшим подарком на день рождения, какой я получал в своей жизни. А потом мама окликнула из комнаты:

– Перси! Свечки оплывают!

– Ладно, иди, – велел Посейдон. – И еще, Перси, – последнее, что тебе следует знать. Тот инцидент в горе Сент-Хеленс…

Сначала я подумал, что это он о том, как Аннабет меня поцеловала, и покраснел, но тут же сообразил, что он говорит о куда более серьезных вещах.

– Извержения продолжаются, – сказал он. – Тифон зашевелился. Вполне вероятно, что вскоре – через несколько месяцев, самое большее – через год, он вырвется из уз.

– Прости, – проговорил я. – Я не хотел…

Посейдон вскинул руку.

– Это не твоя вина, Перси. Это случилось бы рано или поздно, раз Кронос пробуждает древних чудовищ. Но знай: если Тифон зашевелился… это не будет похоже ни на что из того, с чем ты имел дело прежде. Когда он появился впервые, всех сил Олимпа едва хватило на то, чтобы его одолеть. А когда он пробудится снова, он явится сюда, в Нью-Йорк. Он устремится прямиком к Олимпу.

Да-да, именно этой приятной новости мне и не хватало на день рождения! Но Посейдон похлопал меня по спине так, будто все было в порядке.

– Ну, мне пора. Иди, кушай тортик!

И с этими словами он взял и обернулся туманом, и вылетел в окно с порывом теплого морского ветра.

Мне пришлось немало потрудиться, убеждая Пола, что Посейдон ушел по пожарной лестнице, но, поскольку человек не может просто взять и растаять в воздухе, Полу ничего не оставалось, как мне поверить.

Мы до отвала наелись синего торта и мороженого. Потом мы играли во всякие дурацкие игры, вроде шарад и «Монополии». Шарады Тайсону не давались. Он все время говорил вслух ответ, который ему полагалось изображать. Зато оказалось, что он здорово играет в «Монополию». Он вышиб меня из игры с первых пяти ходов и принялся разорять маму и Пола. Я оставил их играть и ушел к себе в комнату.

Я поставил на подзеркальник недоеденный кусок торта. Потом снял свое ожерелье из Лагеря полукровок и положил его на подоконник. На ожерелье было уже три бусины – по одной за каждое лето, проведенное в лагере. Трезубец, золотое руно, и последняя: запутанный узор, символизирующий Битву за Лабиринт, как стали называть ее ребята в лагере. Интересно, какой будет бусина на следующий год, и доживу ли я до того, чтобы ее получить? И доживет ли до следующего лета сам лагерь?

Я посмотрел на телефон, стоящий рядом с кроватью. Может, позвонить Рейчел Элизабет Дэр? Мама спрашивала меня, не хочу ли я пригласить на день рождения кого-нибудь еще, и я подумал про Рейчел – но звонить ей не стал. Сам не знаю, почему. Эта мысль нервировала меня ничуть не меньше, чем дверь в Лабиринт.

Я похлопал себя по карманам и выложил все, что в них было: Анаклузмос, бумажный носовой платок, ключи от квартиры. Потом я похлопал по карману на футболке и нащупал какой-то комочек. Я только теперь сообразил, что на мне – та самая белая футболка, которую Калипсо дала мне на Огигии. Я достал тряпочку, развернул ее и обнаружил отросток лунного кружева. Это был крохотный росток, за два месяца он совсем завял, но от него все еще слабо пахло зачарованным садом. Мне сделалось грустно.

Я вспомнил последнюю просьбу Калипсо: «Посади для меня сад на Манхеттене, ладно?» Я открыл окно и вылез на пожарную лестницу.

Мама держала там ящик для цветов. По весне она обычно высаживала в него цветочную рассаду, но теперь в ящике была только земля, ожидающая новых растений. Ночь была ясная. Над Восемьдесят второй улицей висела полная луна. Я бережно посадил высохший побег в землю и полил его нектаром из своей лагерной фляжки.

Поначалу ничего не происходило.

Но потом у меня на глазах из земли высунулся крохотный серебристый росток – новорожденное лунное кружево, светящееся теплой летней ночью.

– Красивое растение, – сказал чей-то голос.

Я вздрогнул. На пожарной лестнице рядом со мной стоял Нико ди Анджело. Он просто взял и возник.

– Извини, – произнес он. – Я не хотел тебя пугать.

– Да н-нет… все нормально… То есть… А что ты тут делаешь?

За последние два месяца он подрос на пару сантиметров. Волосы у него торчали лохматой черной копной. На нем была черная футболка, черные джинсы, и новенькое серебряное кольцо в виде черепа. На боку у Нико висел его меч стигийского железа.

– Да я тут кое-что выяснил, – ответил он. – Подумал, что тебе будет интересно это узнать. Дедалу таки назначили кару.

– Ты его видел?

Нико кивнул.