Он взглянул на меня укоризненно.
– Ты и твой друг Нико, сын Аида.
В горле у меня встал комок.
– Извини, Хирон. Я понимаю, я должен был тебе об этом сказать. Я просто…
Хирон вскинул руку.
– Я понимаю, почему ты так поступил, Перси. Ты чувствовал ответственность за него. Ты стремился его защитить. Но, мальчик мой, нам следует доверять друг другу, если мы хотим выжить. Нам следует…
Голос у него дрогнул. Земля у нас под ногами тряслась.
Все, кто был на поляне, замерли. Кларисса выкрикнула короткий приказ:
– Сомкнуть щиты!
И из Лабиринта хлынуло войско титанов.
Ну, то есть, мне уже доводилось бывать в бою, но это была полномасштабная битва. Первыми я увидел дюжину великанов-лестригонов, которые вынырнули из-под земли с таким ревом, что у меня чуть уши не лопнули. У лестригонов были щиты, сделанные из расплющенных автомобилей, и палицы из древесных стволов, щетинящиеся ржавыми шипами. Один из великанов взревел на фалангу Ареса, взмахнул своей дубиной и смел весь домик целиком: двенадцать воинов разлетелись, как тряпичные куклы.
– Огонь! – взревел Бекендорф. Катапульты ожили. В сторону великанов понеслись два валуна. Один отлетел от автомобильного щита, оставив на нем небольшую вмятину, зато второй угодил лестригону в грудь, и великан рухнул. Лучники Аполлона дали залп: десятки стрел вонзились в толстые доспехи великанов, точно иглы дикобраза. Некоторые угодили в щели в броне, и несколько великанов испарились от прикосновения небесной бронзы.
Но когда уже казалось, что лестригоны вот-вот будут повержены, из Лабиринта хлынула следующая волна: тридцать, если не сорок дракайн в полных боевых доспехах, с копьями и сетями. Драконицы рассыпались во все стороны. Некоторые угодили в ловушки, расставленные домиком Гефеста. Одна застряла в кольях и стала легкой мишенью для лучников. Другая задела растяжку, и горшки с греческим огнем полыхнули зеленым пламенем, поглотив нескольких змееженщин. Но из Лабиринта появлялись все новые и новые. Аргус и воины Афины ринулись им навстречу. Я увидел, как Аннабет обнажила меч и вступила в схватку с одной из них. Неподалеку Тайсон оседлал великана. Циклопу каким-то образом удалось вскарабкаться великану на спину, и теперь Тайсон лупил его по голове бронзовым щитом: бац! Бац! Бац!
Хирон спокойно натягивал лук и выпускал стрелу за стрелой. Каждая стрела убивала какое-нибудь чудовище. Но из Лабиринта выбирались все новые враги. Наконец из тоннеля выскочила адская гончая – не Миссис О’Лири, – которая помчалась прямиком на сатиров.
– Вперед!!! – крикнул мне Хирон.
Я обнажил Анаклузмос и бросился в бой.
Мчась через поле битвы, я видел страшные вещи. Вражеский полукровка сражался с сыном Диониса, хотя поединком это назвать было трудно. Враг пырнул его в руку, потом ударил по голове рукоятью меча, и сын Диониса рухнул. Еще один вражеский воин пускал в кроны деревьев огненные стрелы, и наши лучники и дриады разбегались в ужасе.
Внезапно десяток дракониц отделился от основного сражения. Они заскользили по тропе, ведущей в лагерь, так уверенно, будто знали, куда идти. Если они прорвутся туда, то смогут беспрепятственно спалить весь лагерь!
Единственным, кто оказался более или менее поблизости, был Нико ди Анджело. Он пырнул мечом тельхина, и его черный стигийский клинок вобрал сущность чудовища, выпив его энергию, так, что от того осталась только пыль.
– Нико! – заорал я.
Он посмотрел туда, куда я указывал, увидел женщин-змей и сразу все понял.
Он перевел дух и вскинул свой черный меч.
– Эй, мои слуги! – крикнул он.
Земля содрогнулась. Перед драконицами распахнулась трещина, и из нее выбрался десяток павших воинов: жуткие трупы в форме всех времен и народов: и американцы времен войны за независимость, и римские центурионы, и наполеоновская кавалерия верхом на лошадиных скелетах. Воины, как один, обнажили мечи и вступили в бой с дракайнами. Нико рухнул на колени, но мне было некогда проверять, как он там.
Я приблизился к адской гончей, которая теснила сатиров к лесу. Зверюга сделала выпад в сторону одного из сатиров – тот легко отпрыгнул в сторону, но она тут же прыгнула на другого, который оказался медлительнее. Его щит из древесной коры затрещал, сатир упал.
– Эй! – крикнул я.
Адская гончая развернулась, зарычала на меня и прыгнула. Она бы порвала меня в куски, но, когда я отшатнулся и упал, под руку мне попался горшок – один из Бекендорфовых горшков с греческим огнем. Я швырнул его в пасть гончей, и тварь вспыхнула. Я, задыхаясь, отполз подальше.
Сатир, попавший ей под лапы, не шевелился. Я подбежал, чтобы узнать, жив ли он, но тут до меня донесся вопль Гроувера:
– Перси!
В лесу вспыхнул пожар. Пламя бушевало в нескольких метрах от дерева Можжевелы, и Можжевела с Гроувером сходили с ума, пытаясь его спасти. Гроувер заиграл на своей свирели песню дождя. Можжевела отчаянно пыталась сбить пламя своим зеленым платком, но от этого становилось только хуже.