Перевёртыш

Фэйбл посмотрела на Тинна. Он выглядел точно так же, как его брат, до последней веснушки. Глядя на них, было действительно легко поверить, что один из них является лишь чудесной копией другого. Коул нервничал, когда откровенно рассказывал об истории с перевёртышем. Если она решит заговорить об этом с Тинном, то ей потребуется – какое это человеческое слово? – такт. Фэйбл уже всё знала про такт. Такт – это то, что люди использовали, чтобы заставить слова вести себя хорошо. С помощью такта можно сделать так, чтобы люди не обижались из-за того, что ты говоришь. Фэйбл поджала губы, размышляя, как тактично начать разговор.

– Что ты на меня уставилась? – удивился Тинн. – Прекрати.

– Ты гоблин? – спросила Фэйбл.

Такт давался нелегко.

– Прости, – добавила она, – это так?

Тинн пожал плечами.

– Я не знаю.

Этот вопрос преследовал его всю жизнь. После всех этих лет незнания может оказаться, что, если они всё-таки доберутся до гоблинской орды, это будет последний раз, когда у него не было точного ответа. Тинн почувствовал комок в горле, когда подумал об этом. Так или иначе, но в конце этой истории один человеческий мальчик покинет лес, а один гоблинский мальчик останется в нём. У них будет окончательный ужасный ответ на этот ужасный вопрос.

Теперь Коул обходил дом сзади.

– Осторожнее там! – крикнул ему Тинн.

Брат отмахнулся и скрылся за углом.

– Ты чувствуешь себя гоблином? – не унималась Фэйбл.

Тинн сглотнул.

– Иногда. Почему ты меня об этом спрашиваешь?

– Иногда что?

– Я не знаю! Ну, иногда я просто переживаю. Переживаю, что я – не я.

– А кто же ты тогда?

– Это трудно объяснить. Все вокруг всегда знают, чего хотят и что будет хорошо для них, – а я совершенно не понимаю. Обычные люди видят разные варианты и просто выбирают один из них, и им не нужно знать, что выбрали другие. А я никогда не знаю, чего хочу. Выбирает всегда Коул. Иногда получается глупо, иногда – интересно.

Он ткнул мох носком башмака.

– Я никогда не представлял себе, что отправлюсь в Дикую Чащу, но, знаешь, это меня пугает в два раза меньше, чем просто остаться одному в комнате.

– Почему? – снова спросила Фэйбл. – Что ты чувствуешь, когда остаёшься один?

– Не знаю. Мне никогда не приходилось оставаться одному. У меня всегда был Коул, а у него всегда был я. Не знаю, кем бы я был без него. И не хочу знать. Вот это-то и страшно. Не думаю, что обычные люди рассуждают так же. И не думаю, что обычные люди боятся понять, кто они внутри. И не думаю, что я обычный. Вообще я сильно переживаю из-за этого. И чем больше переживаю, тем больше переживаю о том, что я правильно делаю, что переживаю.

– Ну и ну. Ты действительно не хочешь быть перевёртышем?

– Я правда не знаю, – признался Тинн. – Почти всегда. Но иногда…

– Иногда что?

– Иногда я надеюсь, что это я. Не говори Коулу. Порой надеюсь, что я и есть перевёртыш, потому что не хочу, чтобы Коул покинул меня и ушёл жить с гоблинами без меня. Не хочу остаться один. Если окажется, что перевёртыш всё-таки я, то, может быть, когда снова превращусь в гоблина, я забуду, что значит быть человеком, и тогда уже не буду ничего бояться.

– Гоблины не боятся?

– Не знаю. – Тинн глубоко вздохнул. – Наверное, они боятся чего-то другого. И есть ещё одна причина.

Фэйбл терпеливо ждала.

– У Коула лучше получается жить – быть человеком, – чем у меня. Он хороший человек.

– В каком смысле?

– Во многих смыслах. Например, однажды в школе дети стали задирать мою подружку Эви, потому что она маленькая. Они задирали её несколько недель, и я ничего не делал. Я не знал, что делать. Я ненавидел этих людей. Коул узнал об этом и всё одним махом исправил. Сразу.

– Он им надавал?

– Не совсем. У него было несколько камушков, завязанных в платок, он высыпал их себе в карман и передал платок Эви, а она только странно на него посмотрела. Потом он набрал чернил из чернильницы в свою ручку и обрызгал чернилами одного из задир, прямо ему в лицо. Все стали над ним смеяться. Я тоже стал смеяться. А Эви оказалась единственной, кто помог ему вытереться. У неё в руках уже был платок. Потом Коул подставил подножку одной из самых противных девчонок в классе, так, что она упала в большую кучу грязи прямо перед Эви. Все опять засмеялись, кроме Эви. Эви помогла ей подняться и привести себя в порядок. Коул весь день придумывал ужасные, жуткие, гадкие штуки, чтобы навредить этим задирам, и я помогал ему. Отличное было чувство. Наверно, звучит противно, но так оно и было. В конце они ненавидели нас больше всего на свете, но перестали приставать к Эви. И это сделал Коул. Всего за несколько часов.

Тинн посмотрел себе под ноги.

– Коул не может быть перевёртышем.

Он теребил свою рубашку и пытался не встретиться глазами с испытующим взглядом Фэйбл.

– Если бы я мог сделать одну стоящую вещь за всю мою жизнь, она заключалась бы в том, чтобы дать Коулу возможность быть настоящим мальчиком. У него это получилось бы во много раз лучше, чем у меня.

Фэйбл смотрела на него несколько секунд, пока он трепал пыльный край своей рубашки, а потом спросила: