Перевалъ

Громогласное «Ура!» встрепенуло скрепящий пороховой гарью воздух — десантники пошли в рукопашную атаку. Сверкали сталью клинки, глухо чеканили друг о друга удары рук и ног, хрипели сдавленные глотки, брызги крови орошали землю дождем, изредко огрызались автоматы — боекомплекты неумолимо подходили к концу.

Врезавшись в наступающие ряды моджахедов, Ермолов вскинул вверх руку, со сверкающим в ней палашом. Через считанные доли секунды последний обрушился на головы вражеских боевиков, разя их налево и направо, лязгая о сталь кавказских ятаганов, рубя и сокрушая. Аракчеев рванул следом за командиром, не сводя глаз с мелькающего молнией клинка и крепко вцепившись в свой автомат. Переступая через порубленные тела, Алексей Андреевич откровенно признался себе, что готов бы тоже отбросить АКМ в сторону и выхватив палаш разить неприятеля подобно бравому драгунскому командиру. Видение больше не казалось ему сказочным, мистическим. Воздух наполнился звоном бряцающей друг о друга стали алых от крови палашей и ятаганов, сопровождаемых отчаянными криками, стонами и редкими пистолетными выстрелами.

В паре шагов от комвзвода прорубал себе путь сержант Греков. Изрезанный клинками моджахедов драгунский мундир висел на Вадиме страшным нищенским балахоном, в почерневшие от крови прорези которого выглядывали бело-синие полосы десантной тельняжки.

— Ваше благородие, смотрите! — заметив Алексея Андреевича, возбужденным от боя голосом крикнул сержант Греков.

Увернувшись от чудом проскочившего Ермолова моджахеда, комвзвода препроводил того ударом приклада в затылок и мельком взглянул на Вадима. Последний резко взмахнул палашом, опуская тот на свою очередную прикрывающуюся кривой саблей жертву. Палаш разбил клинок надвое и глухо врезался в плечо чеченского боевика. Лезвие стремительно, без какого-либо сопротивления, словно в теле кавказца совершенно не было костей, прошло наискосок и вместе с головой отрезало половину груди. Клокоча и хлюпая брызнувшим фонтаном крови, бюст завалился набок, но не упал, а повис на коже и разорванной ткани камуфляжа. Злорадно ухмыльнувшись при виде им же содеянного, сержант вскинул левую руку со сжимаемым в ней пистолетом Макарова. Последний незамедлительно огрызнулся пламенным хлопком и вырвавшаяся из вороненного дула пуля отбросила замахнувшегося над Аракчеевым боевика назад.

Отблагодарив замкомвзвода кивком, Алексей Андреевич все же отметил для себя нечестность боевого сопротивления сержанта. Сокрушая чеченских боевиков палашом, Вадим отшлифовывал свою работу пистолетными выстрелами, если сталь клинка не достаточно точно достигала своей кровожадной цели. Выпустив короткую автоматную очередь в несущегося на Грекова моджахеда и тем самым вернув долг, Аракчеев едва не поплатился жизнью, подпустив сверепо оскалившегося кривой гримассой моджахеда слишком близко.

Не теряя ни секунды и не ожидая ни от кого помощи, комвзвода рванул навстречу врагу с направленным вперед дулом АКМ. Под напором несущихся навстречу друг другу тел последнее встретилось с грудью боевика, разорвало плотную ткань камуфляжной куртки и вошло в плоть. Глаза Алексея Андреевича и кавказца встретились, сцепившись в крепком контакте. Русский офицер отчетливо видел, как исказилось гримассой смертельной боли лицо моджахеда, как подернулись матовой пеленой его глаза, как тело расслабленно повисло, утягивая застрявший в нем автомат вниз. Но уже в следующее мгновение из-за спины поверженного возник другой боевик, грозясь нашпиговать Аракчеева автоматным свинцом. Выдергивать свое оружие из тела врага не было времени, секундное промедление грозило неминуемой расплатой с летальным исходом. Алексей Андреевич резко надавил на спусковой курок АКМ в том положении, в котором последний пребывал. С первой же пулей дуло очистилось от забившейся в него мясной плоти, остальные понеслись вперед глухо вонзаясь в грудь моджахеда, неожидавшего такого поворота событий.

В следующее же мгновение одурманенный жестоким боем разум внезапно просветлел, словно резким порывом ветра разгоняя густое молоко седобородого тумана. Аракчеев выдернул ствол автомата из бездыханного тела чеченского боевика, отшатнулся в сторону и, прислонившись к крепостной стене, изрыгнул кисло-горькую тошнотворную массу. Его рвало и выворачивало наизнанку, но голова с каждой секундой светлела, очищалась. Отерев грязные губы и подбородок рукавом бушлата, он поднял мокрые от слез глаза и словно из мягких рядов кинотеатра, со стороны взглянул на непрекращающийся все это время бой.

— Вперед! — скомандовал сам себе комвзвода, но в тот же момент что-то тяжелое навалилось на его плечи, прижимая к земле.