Перевалъ

Страх перед смертью и отвращение от вида крови и разорванных осколками тел бесследно ушли. На душе была лишь тоска и соболезнование самому себе, что час пришел, а он так и не успел сделать в жизни еще очень и очень многого. Напялив на голову поверх бинтовой повязки валяющийся на земле подшлемник, Аракчеев поднялся на ноги и с трудом выкарабкался из окопа. На мгновение оглянувшись вниз, Алексей Андреевич спросил сам себя:

— Пришел и мой черед… Вот только почему не сразу, без боли и мучений?.. Почему до сих пор не прилетело также, как этому бойцу?.. И лег бы рядом с ним. Ан-нет… Видимо нужен еще Алешка… Что ж… Повоюем!

Шатаясь он направился обратно к крепости. Время от времени огрызаясь автоматной очередью, комвзвода добрался до очередного окопа и мешком рухнул на его дно. Рожок снова опустел, но остались еще гранаты подствольника. Поднявшись на бруствер, комвзвода несколько раз выстрелил, при каждом разрыве капсюля-детонатора морщась от нестерпимой головной боли. Не глядя, будто запрограммированная машина, старший лейтенант вставлял одну гранату за другой, чередуя их со спуском курка. Наконец, закончились и гранаты.

— Где бы еще взять? — шатаясь словно пьяный, Алексей Андреевич полез вон из окопа.

Повязка на голове постоянно сползала, предательски выбираясь из-под задубевшего от пота и грязи подшлемника. Сочившаяся кровь снова застилала глаза и отвлекала на то, чтобы стерать ее с век. Казалось, время потекло с иной, значительно заторможенной силой или остановилось совсем. Не найдя ни патронов, ни гранат, комвзвода обессиленно рухнул на колени, устало опустив плечи.

Небо разразилось проливным дождем, будто слезами Природы омывая усыпанный трупами перевал. Холодная влага в миг намочила подшлемник и, казалось, гудящая голова с пульсирующей в висках кровью шипит, как раскаленная сковорода. Устремляясь за шиворот бушлата, дождь омывал старшего лейтенанта бодрящим душем. Туманная глухота частично прошла и Алексей Андреевич удивленно прислушивался к внезапно накрывшей горы тишине. Вокруг не было слышно треска автоматных и пулеметных очередей, не слышалось разрывов ручных гранат, не было ни стонов, ни топота ног, лишь барабанящий по шипящему от накала железу, камням и земле дождь наполнял горный перевал.

Сидя на земле утопающими в быстро собирающийся луже коленями, комвзвода понуро повесил голову на грудь и воткнул невидящий взгляд в землю перед собой. Будто совершенно забыв о недавнем жестоком бое, унесшим жизни стольких мужчин, как российских десантников, так и чеченских боевиков, Алексей Андреевич с угрюмой улыбкой на губах наблюдал за впивающимися в песок каплями дождя, взрывающего фонтанчики пыли.

— Все, старлей, все, — заорал на ухо Аракчеева чей-то искренне радостный голос. — Все, Алешка Андреевич…

Комвзвода дернулся и поднял глаза, скользя пьяным взглядом по возникшей перед ним паре ног в грязных от земли и крови берцах.

— Победа? — тихо переспросил Алексей Андреевич, признав в вестнике майора Ермолова.

— Победа, сынок, — широко улыбнулся тот. — Наша победа!..

Алексей Петрович стоял в полный рост, устало опустив руки вдоль геркулесовского торса в полосатой бело-синей тельняжке. Правая рука сжимала пустолетную рукоятку АКМ, в то время, как в левой, скрываясь от дождя под широкой ладонью, мерцал уголек раскуренной сигареты. По лицу командира роты стекали дорожки дождевой влаги, размазывая грязь и копоть причудливыми узорами. Потресковшиеся сухие губы Ермолова расползлись в откровенной улыбке.

Неожиданно умиротворенную мелодию дождя нарушил резкий автоматический рокот, мучительно врезавшийся в сознание через измученные разрывами гранат уши.

Старший лейтенант вопросительно и удивленно заглянул в глаза майора. Последний же не менее удивленно пожал плечами и ничего не ответил, но улыбка на его лице как-то загадочно застыла, медленно сползая на нет. Через ткань тельняжки начали просачиваться бурые пятна крови, расцветая на груди Алексея Петровича словно диковенные цветы. Майор выронил автомат, нелепо взмахнул руками и медленно осел, опускаясь на колени перед сидящим в луже Аракчеевым. Тлеющая в пальцах Ермолова сигарета выпала и с шипением погасла в мутной луже, будто ее жизнь оборвалась вместе с жизнью Алексея Петровича.

Командир роты завалился всем телом вперед, уткнувшись лбом в грудь Алексея Андреевича. Не помня себя, старший лейтенант раскрыл рот до боли в скулах и завыл. Схватив лежащий рядом с правой ногой автомат, он сдавил спусковой курок, разрезая очередью непроглядную пелену дождя. Чья-то мутная тень дернулась и упала на землю, но Аракчеев продолжал давить на курок, пока АКМ не закашлялся опустевшим брюхом магазина.

Откинувшись навзничь, комвзвода упал на мокрую от дождя землю рядом с прошитым автоматной очередью майором. На красных от усталости и пороховой гари глазах навернулись слезы и поползли по щекам, сливаясь с каплями дождя. Сознание шипело гремучей змеей:

— Один… Совсем один…