Перетворцы

Кира упёрлась руками в стол и с минуту просто стояла, пялясь в пространство. Потом достала из кармана небольшой яшмовый подсвечник в виде шарообразной вазочки. Грязные пальцы так и оставались сцепленными на нём. Эта штуковина сработала как спасательный круг. Когда дом начал разрушаться и пол ушёл из-под ног, Кира вместо того, чтобы броситься к выходу, рванула в комнату за дверью. Именно там на шатающемся столе стоял подсвечник, который она впервые увидела на экране телевизора. Схватив его, Кира внезапно успокоилась. Потом взяла со стола иконку и сунула в карман. Она откуда-то знала, что в кабинете Юноны пряталась ещё одна дверь, которая вела в коридор, а дальше – прямо на улицу. Однако подсвечник, зажатый в руке, потянул обратно в приёмную.

Перескочив через упавшую люстру и опрокинутый диван, Кира уже готова была вывалиться в открывшуюся дверь, но вспомнила о той следовательнице, которую видела в приёмной. Вытащить эту мадам оказалось непросто, а вместо благодарности она ещё заляпала своими рвотными массами и без того испачканную одежду Киры.

Потом – мигалки, обеспокоенные лица жителей посёлка, объяснения, носилки, красно-белая лента, репортёры.

В беседе с человеком в форме Кира благоразумно умолчала о светящейся пирамиде, уходящей вверх от дома. И о полупрозрачной фигуре на её вершине. И, разумеется, о подсвечнике и иконке, прихваченных из кабинета жрицы.

Закинув одежду в стиральную машину, Кира отмокала в ванной, почти не прислушиваясь к тому, о чём где-то рядом приглушённо спорили Аня и тётя Маша. Мысли путались, хотелось провалиться в крепкий сон часов на пятнадцать.

Кажется, Аня и тётя Маша договорились что-то сделать завтра. На то чтобы поинтересоваться, о чём шла речь, у Киры не хватило сил. Она упала на кровать и уже собиралась уснуть, когда над ней нависла сестра.

– Это у тебя откуда? – Аня держала в руках подсвечник и иконку.

– Оттуда, – буркнула Кира и отвернулась к стене. Но Аня, схватив её за плечо, резким движением развернула к себе.

– Отвечай. Быстро.

– Хорошо, отвечаю. – Кира знала, что отвертеться от сестры не удастся. – Я была у жрицы, потом дом ушёл под землю.

– То есть – под землю?

– Карстовый провал или что-то в этом роде.

– А это ты украла?

– Почему сразу украла? Просто… не знаю, спасла. Вот, точно. Спасла. Ей-то уже не пригодится.

– Как и кулон с изумрудом не понадобится твоей бывшей соседке, да?

– Да! – выкрикнула Кира, сев на кровати. Сонливость испарилась. – И вообще, ещё вопрос, на какие деньги этот кулон куплен! Знаешь, кем был её дедулька?

– Во-первых, неважно, как и где кулон куплен, – совершенно спокойно сказала Аня. – И кем был её дед, тоже неважно. Важно, что вещь чужая.

– А может, моя.

– Ты это о чём? – медленно спросила Аня.

Кира и сама не знала ответа на этот вопрос. Но тот факт, что кулон, подсвечник и чётки монахини принадлежали именно Кире, казался неоспоримым.

Аня вернула подсвечник с иконкой на стол и тихо спросила:

– Ты это сделала?

– Почему мне все задают этот дурацкий вопрос?

– Потому что ты это сделала. – Теперь Аня утверждала, а не спрашивала. – Тебе так сильно понадобился подсвечник?

– Ага, так сильно, что я двух человек на тот свет отправила. Думай, что говоришь.

После паузы Аня спросила:

– Ты слышала о завещании Параскевы?

– Кого?

– Параскевы Кашиной. Это наша прапрабабушка. У неё была дочь Дросида, у неё – две дочери. Наша бабушка Фомаида и её сестра Смарагда, то есть тётя Маша. Дальше ты знаешь.

– И что?

– У Параскевы, кстати, сегодня именины. – Аня села в кресло, подогнув под себя ноги, и задумчиво смотрела в пустоту.

– Очень занимательно, но причём тут я?

– Слушай.

***

Самый большой дом в Троицком принадлежал Кашиным. Потомственный купец, из старообрядцев, глава семейства многократно приумножил доставшееся от отца состояние. Когда он, выпятив грудь, медленно проходил по улицам посёлка, трактирщики выглядывали из своих заведений, чтобы поздороваться, городовой вежливо кивал, а дворники кланялись в пояс.

Кашин, хотя и слыл человеком буйного нрава, умел поддержать со всеми дружеские отношения. И, разумеется, никто и никогда не посмел бы высказать ему в лицо подозрения относительно нажитого богатства.

По городу уже много лет ходили слухи, что редкая удачливость купца связана не столько с его острым умом, находчивостью и изворотливостью, сколько с женой и тёщей.

Огромный дом Кашиных, превосходивший любую другую усадьбу по размерам и убранству, стоял на отшибе. Кашины славились гостеприимством, однако никто никогда не гостил у них больше одного-двух дней.

Поговаривали, что долго находиться в одном помещении с купчихой Кашиной решительно невозможно. «Дурной глаз», как выражались местные, просто-напросто вышвыривал гостей из дома. Ни изысканные манеры купчихи, ни музыкальный талант её дочери Параскевы не помогли наладить дружеских отношений с соседями.

Когда Кашины с дочерью прогуливались по городу, все встречные, конечно же, улыбались и здоровались, но стоило чете отойти чуть подальше, за их спинами начинались тихие разговоры.