Перестройка

Зато в его настоящее Вика была посвящена полностью. Он перезнакомил её со всеми друзьями-приятелями, в глубине души гордясь той мужской реакцией, которую она неизменно вызывала. Вика безошибочно могла найти его в любое время на факультете, в читалке, общаге или на тренировке, зная его расписание лучше, чем своё собственное. Ромка делился с молодой женой и мечтами, и планами на жизнь, которые тут же становились общими. Единственное, во что он её не посвящал, так это в подробности своего приработка, который самому представлялся не самым достойным занятием и не вписывался в их красивый идеальный мир. Это временная и вынужденная мера. Вот закончит университет, получит престижную, высокооплачиваемую работу, и необходимость в левых деньгах отпадёт сама собой. Он ведь теперь москвич, а не какая-нибудь лимита! Да и тесть у него ого-го какой! Так что в удачном распределении Ромка не сомневался. И ничего постыдного в подобном развитии событий не видел – он уже знал, откуда в хлебе берутся дырочки, и собирался при помощи тестя сделать стремительную карьеру. А все эти басни про горячие комсомольские сердца и распределения на ударные комсомольско-молодёжные стройки и в прочую тмутаракань оставьте неслужившим романтикам, если таковые ещё имеются. Вот как он три года назад – эх, и дурак же был! В жизни кто сильнее и хитрее, тот и прав! А Вика заслуживает всего самого лучшего, и он это лучшее вырвет для неё у жизни! И, на всякий случай, записался в секцию каратэ к самому Касьянову – знаменитому боцману из кинофильма «Пираты XX века». Каратэ только выходило из подполья, где долго обреталось по причине уголовного наказания за его преподавание. Но в последнее время строгость законов тоталитарного строя начала компенсироваться необязательностью их исполнения. В стране становилось всё больше можно, и не всё из этого нового заслуживало появления на свет. Впрочем, о таких высоких материях Ромка не задумывался, он просто чувствовал, что со стаями подмосковных качков, прочёсывающих центр столицы в поисках жертв, лучше разговаривать на понятном им языке. Моральный кодекс строителя коммунизма теперь не являлся надёжной защитой. Правда, на улице он и раньше помогал мало. В общем, к неплохой работе рук нужно было срочно добавлять подсечки.

Часть V. ОТЕЦ

Ромка сидел на лекции, когда во вторую поточную аудиторию заглянула ассистентка кафедры, нашла его глазами и начала жестами изображать телефонный разговор. Он ничего не понял, тогда ассистентка подошла прямо к лектору и что-то прошептала на ухо. Пожилой профессор улыбнулся и громко, на всю аудиторию объявил: «Дорогие друзья, у студента Романова только что родилась дочка! Рост пятьдесят один, вес три двести, поздравляю!» И все зааплодировали! Ромка зачем-то встал и дурацки раскланялся, а в мозгу билась одна единственная мысль: «Как дочка?! Почему дочка?!» Он не сомневался, что у него родится сын! «Дочка! Что он может дать девочке, как её воспитывать, он же ничего не знает про девчонок!» – в общем, сумбур и каша в голове. Радость тоже была, но какая-то странная – как будто он усилием воли заставлял себя радоваться. А ещё был страх – вот он возьмёт крохотный комочек на руки, и что? Что он будет с ним делать? Надо же что-то делать. А что? «Зато она вырастет красавицей – в маму!» – эта мысль его несколько успокоила. «И вообще, дочка – это здорово!» – на сей раз мысль пришла словно откуда-то со стороны. «Здорово. Почему здорово? Что в этом такого замечательного?» – а эти вопросы уже всплывали изнутри. Раньше ему казалось, что родительский инстинкт включится автоматически. Вот родится ребёнок, и хоп! – он его уже любит. Ну, как мама его. Или он – маму. Но, к собственному удивлению, он ничего не чувствовал внутри. Разве что беспокойство и растерянность. «Ладно, ввяжемся в дело, а там посмотрим», – это уже подсказывал армейский опыт. И всё-таки как-то иначе он себе представлял рождение собственного ребёнка.