Перестройка

Но Ромка с Викой не замечали происходящего вокруг. Погруженные друг в друга, они искали и находили всё больше точек соприкосновения, всё больше обнажаясь друг перед другом. У каждого человека есть потаённые места, куда он и сам по разным причинам старается заглядывать как можно реже, а уж допустить туда постороннего и вовсе табу. Для Вики болевой точкой были взаимоотношения с матерью. Властная Зинаида Алексеевна привычно доминировала в их узком семейном мирке. И если выросший в детдоме, прошедший суворовское, а потом и высшее военное училище Евгений Иванович, привыкший подчиняться всем и вся, внутренне принял это доминирование, щедро сдобренное любовью и заботой, до которых у сироты была огромная потребность, то пошедшая характером в мать Вика инстинктивно противилась её диктату. Пока она была маленькой, это купировалось бессознательным доверием к самому родному и близкому на Земле человеку. Однако по мере взросления характер постепенно начинал брать своё, росло внутреннее напряжение и сопротивление, которое, конечно, не оставалось незамеченным для Зинаиды Алексеевны. Но мать считала, что это следствие лени и нежелания трудиться, ведь она требует абсолютно правильные вещи, а именно: отлично учиться, заниматься музыкой и танцами, плюс английский дополнительно – что может быть лучше для способной девочки? Подрастёт – спасибо скажет! Однако Викин характер в подобных тисках трансформировался в ином направлении. В ней появились лживость и изворотливость. Будучи не в состоянии отстоять своё мнение в открытом диалоге, она постепенно научилась филигранно изворачиваться, тонко лгать, фактически саботируя материнские требования. Зачастую даже не потому, что ей не нравилось то или иное занятие, а просто назло матери. Ей было приятно наблюдать, как мать бесится от того, что не видит результата своих усилий, и Вика торжествовала в эти минуты, потому что брала верх над матерью, как ей казалось. Но, конечно, это оказывало пагубное влияние на несформировавшуюся и неустойчивую психику ребёнка. Также внутренне девочка понимала, что поступает неправильно, чувство вины вступало в противоречие с желанием самоутвердиться, отстоять своё право на самостоятельность, и этот внутренний конфликт внешне проявлялся в постоянной нервозности и эмоциональной неустойчивости. Состояние заторможенности, подавленности и меланхолии резко сменялось повышенным возбуждением и чрезмерной радостью без очевидного повода. В такие минуты она громко смеялась, быстро говорила, активно жестикулировала, словно пытаясь вовлечь окружающих в прекрасный сказочный мир, видимый ей одной, а потом опять – непонятная тоска и желание убежать и спрятаться. Придуманный волшебный мир был очень хрупким и привычно съёживался, стоило постороннему попытаться заглянуть в замочную скважину её фантазий.

Но Ромка не был посторонним. Она верила, что нашла свою половинку. Свою сильную половину, способную отстоять и защитить их общий сказочный мир. Мир, наполненный радостью и любовью, в котором постоянно светит солнце и радуга соединяет зелёные берега желаний. В этом мире не нужно вставать в шесть утра и по морозу тащиться в музыкалку или к репетитору, здесь она королева, её любят и носят на руках. Долой дурацкую дисциплину и ограничения. Кстати, теперь она беременна, и может есть всё, что захочет, и в любых количествах. Её Рома – взрослый мужчина, и не хуже матери знает, что ей надо. Наконец-то не нужно притворяться, она всё честно рассказывает своей половинке и даже жалуется исподволь на те детские обиды, которые до сих пор не может простить матери. Да у неё гора свалилась с плеч! Ей больше нечего скрывать, её совесть чиста, и она не чувствует себя маленькой, эгоистичной мерзавкой, из-за собственной лени не оправдывающей возложенных на неё надежд!

Ромка в отличие от Вики не делился с ней подробностями своего прошлого. Оно было весьма насыщенным и неоднозначным – зачем домашней девочке такая информация? Какие вопросы у неё возникнут? Какие ответы на них она получит? Он и сам до конца не понимал, чего больше – светлого или тёмного – было в его жизни до встречи с Викой?

Первый психологический разлом случился с ним в семнадцать лет, когда сразу после школы он оказался в Москве – один в огромном чужом городе, вынужденный одновременно работать и учиться, а самое главное, столкнувшись с очевидной реальностью – взрослый мир живёт не по писаным законам, тем, что вдалбливали на комсомольских собраниях, и по которым жили герои любимых книг. На самом деле нет белого, и нет чёрного. А всё больше серого. И не с кем было посоветоваться, и не с кем поделиться. Над его юношеской верой подсмеивались (или ему так казалось?) окружающие, всячески демонстрируя и доказывая, что человек человеку вовсе не друг, товарищ и брат. А внутреннее благородство не стоит и подковы Ланцелота, если нечем расплатиться за обед!