— Вы хотите захватить крепость с помощью одних сабель, забывая о царице боя — артиллерии, не зная фортификации. Подняли бы только тревогу. И были бы перебиты на первом же мосту. Кстати, мосты на ночь поднимаются. А в первом же дворе попали бы под перекрестный огонь.
Приходя за бумагами или для того, чтобы договориться о дне отъезда, Исакович каждый раз снова заводил речь о своем плане. Он-де вдов, после себя сирот не оставит, ему умереть не жалко. А в трактире «У ангела» легче легкого найти еще девятерых на такое предприятие.
Дерзко улыбаясь, Исакович твердил, что, может, он и не разбирается в фортификации и не знает, что такое анфиладный огонь, но, будучи в армии, кое-что слышал и видел. Знает он, например, что стража в Турции никогда не спит, а в Австрии спит. Знает, что пруссаки всегда закрывают ворота на запор, а в Австрии об этом часто забывают. Недаром во время войн, на которых и он был, нескольких австрийских генералов повесили за капитуляцию.
— Ваше благородие, — продолжал Павел, — видно, не знает, что такое петарда. Петарда в умелых руках отворяет любую дверь, любой проход. Десятеро людей с петардами при внезапном налете наверняка освободят заключенных.
Волков же сердито повторял, что капитан не знает Einlass в Граце. Крепость только с виду кажется незащищенной, но там все приспособлено для перекрестного огня, через который еще никому не удавалось пройти. Капитан слишком самонадеян. Более самонадеянных офицеров, чем сербские, он в жизни своей не встречал.
— Попытаюсь объяснить вашему благородию, в чем тут дело, — заметил Исакович, поглаживая ус. — Говорит ли вам что-нибудь имя Ивана Текелии? Слыхали вы о нем что-нибудь? Нет? Но зато вы, конечно, много слышали о замечательном полководце принце Евгении Савойском. Его знает вся Европа! Вашему благородию, разумеется, известно, что он спас Европу от нашествия турок. Спас Вену! Захватил Белград! Едва не прорвался к Стамбулу! Вы, естественно, знаете, как наголову разбил Савойский турецкую армию у Сенты.
Но наверняка ничего не слышали об Иване Текелии! Принц оттеснил турецкие войска за пределы Венгрии, казалось, вот-вот он прогонит их в Азию, как вдруг у Сенты дело застопорилось.
Турки опередили его, подошли к Тисе, заняли Темишварский Банат, и Турция в мгновенье ока была спасена. И могла спокойно ждать продолжения военных действий. Между разъяренными австрийскими генералами со страусовыми перьями на шляпах и турецкой армией с шумом протекала разлившаяся Тиса, окруженная бесконечными заводями, болотами и трясинами. Дальше ходу не было. Принц остановился. Днем и ночью заседал Военный совет. Наконец решили ждать. Никто не знал, что принесет будущее, что ждет их в наступающем году.
Иван Текелия, возглавлявший сербскую конницу, был другого мнения. Он предложил перейти Тису, перебраться через болота ночью при свете звезд. Со своей кавалерией он двинулся впереди австрийских войск и провел, сверяясь по звездам, через море воды и грязи всю армию.
Утром они оказались в тылу у турок. Победа принца Евгения была полной. Весь мир прославлял великого полководца принца Евгения, бога войны, идола Европы, но никто не помянул даже имени того, кто обеспечил победу, кто в эту страшную ночь, среди кромешной тьмы, по воде и болотам, провел австрийскую армию в турецкий тыл. По звездам!
Текелия умел ходить по звездам.
Принц Савойский — только по карте.
Текелия переплыл разлившуюся Тису, держась за гриву лошади.
Принц Савойский остановился перед разливом.
Не будь Текелии, принц Савойский не смог бы на следующий год двинуться в Турцию.
Не будь Текелии, Турция продержалась бы еще столетия.
И разве это справедливо, что имя Текелии осталось безвестным?
Австрия никогда не вспоминает про Текелию. И вот Текелия сейчас в России. Но если Текелию забыли в австрийской армии, они, Исаковичи, хранят его в своем сердце и будут хранить, пока хоть один из них сможет сидеть в седле.
Теперь вы, ваше благородие, знаете, откуда у сербов, у сирмийских гусар, самонадеянность и презрение к разряженным австрийским кирасирам. Проходя в Темишваре мимо расфуфыренных кирасир в огромных касках на головах, которыми только детей пугать, мы, Исаковичи, обычно перемигивались, подталкивали друг друга локтями, покашливали. А брат Юрат порой издавал и другие звуки в знак своего презрения к лгунам и зазнайкам.
Волков в утешение Павлу сказал, что каждая победа обычно дело рук безвестных людей. И что в русской армии Исаковичам представится возможность вплести и свои имена в венок славы Текелии.
После этого разговора конференц-секретарь поспешил выдать Исаковичу нужные бумаги, чтобы тот как можно скорее уехал из Вены. В русскую миссию в Токае он написал, что Павел Исакович вряд ли добьется успеха и в России, это явный меланхолик, хотя сам себя таковым не считает и сразу этого не выказывает. Хандра преследует его повсюду. Самонадеян, любит поучать, проповедовать, хочет перестроить весь мир, но способен лишь скакать на лошади да брать барьеры. Не умеет и не желает жить, как живут в Вене или Венгрии.