Переселение. Том 2

В ней было три зеркала.

Павлу вдруг почудилось, что из них вот-вот выйдет поджидающая его г-жа Божич.

Уже на следующее утро он входил в кабинет конференц-секретаря графа Кейзерлинга с нескладно написанным на немецком языке рапортом о положении на южных границах империи. Барон Аш — помощник первого секретаря посольства Чернёва — переписал и выправил этот рапорт для посла.

Спустя два дня Исаковича повели к Кейзерлингу.

На сей раз граф к изумлению Павла принял его без всякого парада, без орденов, полураздетый, в утреннем халате, подбитом мехом. Он был болен. Исакович позднее рассказывал, что Кейзерлинг без конца чихал, а его голые, обросшие шерстью ноги были опущены в таз. До конца аудиенции посол держал ноги в воде, от которой шел пар, а лакей утирал ему со лба пот.

Кейзерлинг принял Исаковича милостиво. Встретил его как старого знакомого и тотчас предложил им с Волковым сесть.

Волков сел сзади Павла, держа в руках кипу бумаг.

— Я познакомился с вашим докладом, — сказал граф, — и доволен им. Вы осветили положение на австрийской границе — наводненной солдатами и хорошо охраняемой, и на турецкой — безлюдной, слабо укрепленной и необъяснимо пустой. Понравилось мне, капитан, и ваше описание крепости на острове, название которого я забыл, и список офицеров с данными о них. Хотите ли вы еще что-нибудь добавить?

Исакович, поднявшись, почтительно сказал, что хотел бы добавить только одно: ему кажется, турецкая граница на свой лад тоже укреплена, хотя и создает видимость пустынной. Там тоже много солдат, но они не ходят в униформе, потому и не бросаются в глаза. Собственно, турецкий берег Савы представляет собой естественную фортификацию.

— Хочу только сказать, — продолжал Павел, — что дебаркация[8] лишь на первый взгляд кажется легкой, но в действительности обошлась бы Австрии слишком дорого, ибо, боюсь, спустя какое-то время дебаркация превратится в деплорацию[9] армии.

Кейзерлинг благосклонно поглядывал на Исаковича, утирая пот со лба и крупного носа.

— Означает ли это, — спросил он, — in ultima analysis[10], что вы, капитан, как бывший австрийский офицер полагаете, что Австрии в случае войны с Турцией придется подвести к границе много частей?

— Ja, gnadigster Graf![11] — подтвердил Павел.

Кейзерлинг закивал головой и пробормотал: «Schon! Schon!» — а потом, поглядев на Волкова, добавил по-русски: «Хорошо! Хорошо!»

Перебирая бумаги на придвинутом к нему столе, Кейзерлинг сказал, что, как ему кажется, в одном пункте доклада Исакович изменил свое мнение. До сих пор он уверял, что население пограничных областей вместе со своими офицерами с радостью переселилось бы в Россию, а сейчас пишет, что идея переселения в Россию здесь уже не популярна и лишь небольшое число офицеров будет сейчас просить паспорт для переселения. Что произошло?

Погладив пальцами кончик своих русых, в тот день особенно надушенных усов, Исакович сказал, что офицеры полагают, будто митрополия в Вене сейчас гораздо влиятельней русских господ. Поэтому многие отступились. А многие арестованы. Ввели смертную казнь. Церковь распространяет слухи, что скоро сербам будет лучше и не следует отделяться от Австрии. «Надо трудиться на благо сербского народа в самой Австрии, проповедует митрополит, а вся наша жизнь дана нам, дабы радеть во имя блага всего сербского народа». Всеобщее движение за переселение в Россию, охватившее страну, подобно буре, постепенно иссякает, превращаясь в бегство одиночек, а миссия полковника Хорвата, присланная из России для вербовки людей в Австрии, пользуется недозволенными средствами. Сербские офицеры в Осеке считают, что помощь со стороны России должна была бы быть более ощутимой!

Не успел Павел это сказать, как Кейзерлинг ударил кулаком по столу и заорал:

— В ваших советах, капитан, я не нуждаюсь! Мне нужны голые факты! Вы уверяли, что весь народ с радостью двинулся бы в Россию, что сотни офицеров готовы уехать, а сейчас вы утверждаете обратное. В чем дело?

Павел почувствовал, что Волков подталкивает его в спину.

Он поднялся, еще больше выпятил грудь, поставил ноги пошире (икры у него были сильные, и держался он на ногах крепко), после чего почтительно заметил:

— Среди жителей пограничья утверждается мнение, что для сербов было большим несчастьем, когда им пришлось покинуть Сербию и переселиться в Австрию, но еще большим несчастьем может быть переселение в далекую Россию, откуда уже не вернешься. И если ваше сиятельство разрешит, я приведу слова, сказанные мне моим бывшим верховным главнокомандующим фельдмаршал-лейтенантом Францем Карлом Леопольдом бароном фон Энгельсгофеном. Граф Бестужев, утверждал он, оказывает империи большую услугу, переселяя сербов в Россию, ибо, когда граница с Турцией опустеет, Австрия с радостью поселит там немцев из Рейнланда и Лотарингии. И это заселение уже началось.

У сербских офицеров это не может не вызывать озабоченности и тревоги.

Одновременно Австрия стала раздавать поместья и дворянские звания тем, кто отказывается от переселения в Россию.