Переселение. Том 1

Сонный и отяжелевший, уронив голову на грудь, ехал он по бревнам и поперечинам моста в сторону зеленых лугов. И чем светлее и теплей становилось небо, тем хуже он себя чувствовал. Ритмичное покачивание в седле совсем его разморило. Того, что он оставил позади, будто и не было, а смерть жены, близкое свидание с братом и плач малых ребят еще раз затянула густая мгла. Ординарцы, офицеры, солдаты с их криками остались позади, и он ощутил полное одиночество.

Едучи вдоль песчаного берега, он раздумывал о распределении офицеров — кое-кто просил перевести их в другие полки, о чем следовало ходатайствовать перед генералом. Эти мысли совсем его усыпляли.

«Что ж, — подумал он, — достаточно уехать, и все, что оставляешь, забывается, будто ты ничего не оставлял». И он устремил взгляд на далекие горы, из-за которых вновь выкатилось солнце. А когда заиграло серебро его мундира, усталый и опустошенный, он вдруг почувствовал себя легким, будто освобожденным от тела. И ему представилось, будто он не едет на лошади, а, согретый и озаренный солнцем, легко парит в невидимой струе воздуха, бьющей ему в спину.

И Вук Исакович погнал коня рысью — в пустоту.

Потом, словно торопясь сделать это прежде, чем он снова вернется к брату Аранджелу, в свое село, к своим заботам, Вук Исакович еще раз отдался мыслям о России. Он и сейчас был уверен в том, что переселится с детьми и слугами в Россию, и вот теперь спешил поразмыслить на свободе о том, что для него, обремененного семьей, это единственный способ спастись от всего того безмерно убогого, низкого и горького, что ждало его в ближайшие годы дома. Уехать, увести с собой своих людей и зажить где-нибудь легко и приятно! Это казалось Вуку Исаковичу таким осуществимым! Должно же где-то быть что-то светлое, большое, — вот и надо туда уехать.

Россия представлялась ему каким-то неземным царством. Он слыхал, будто некоторые из переселенцев разбогатели там и вышли в люди. Будто они тотчас получили повышение в чине. Да и живут и воюют там как большие господа. Будто церкви там чудесные и сладостное православие. А здесь его ждет безысходное горе и нищета, вселяющие в душу безумное отчаяние. Здесь его ждет беспросветная пустота и ничтожество, которые он наконец увидел так ясно глазами стареющего человека.

Что видел он в своей прошлой жизни светлого, думал Исакович. Лишь чистые звезды, серебристые лесные дорожки да зеленые травы, над которыми спускался с гор, сейчас уже таких близких, апрельский туман. Испытал он это в первые дни брака с Дафиной, к детям и могиле которой он сейчас едет. А в будущем его ждала лишь необъятная, снегом занесенная Россия, куда он собирался переселиться, где, думалось ему, он заживет легче, отдохнет и успокоится.

Суетна и бренна была его прошедшая жизнь. Ни он, ни его товарищи ничего не добились и на этой войне, а переселения с места на место все продолжаются. Однако где-то в глубине души он чувствовал, что так, попусту, его жизнь пройти не может, ему чудился голос, обещавший что-то необыкновенное в конце.

Стоя на краю глубокой пропасти, в разверзшейся бездне которой он видел свою жизнь, детей, смерть жены, судьбу брата, возвращение солдат, плач и стенания встречающих, он понял, что жизнь прошла и изменить он уже ничего не может, в том числе и жалкую участь тех, кто пошел с ним и сейчас возвращается в свои болота и топи.

И все-таки он чувствовал, что не рожден для этой невыразимо омерзительной скуки и пустоты, вызывавшей те же мысли, что одолевали его под Страсбургом.

Где-то должна быть иная, более легкая жизнь, наполненная светлыми событиями, напоминавшими чистые, холодные, приятные и пенистые струи. Поэтому надо отсюда уехать и поселиться среди чего-то чистого и прозрачного, как гладь глубокого горного озера. Жить свободно, без этой страшной сумятицы, следуя тому уделу, для которого ты рожден. Идти к чему-то необыкновенному и, он верил, всеобъемлющему, как небо.

Петроварадин снова встретил Исаковича дождем. Он хлестал по крепостным стенам, по воде, по мосту, по деревьям, так что полк прибыл весь мокрый и забрызганный грязью.

Женщины и старики встретили их хлебом, ракией и сухой одеждой, плачем и причитаниями по погибшим. Таская солому, расставляя шатры посреди улиц и у крепостных стен, солдаты, напившись, пели, целовались и обнимались. По городу ходили слухи, что полк, как и все прочие сербские полки, будет расформирован, солдаты и офицеры, как и все крестьяне, бродяги и челядинцы, будут распределены по императорским полкам. Недовольные же могут собирать пожитки и уходить на все четыре стороны.

Рассчитывая, что в Петроварадине его ждет брат, Вук Исакович сердито вертелся на коне, поглядывая по сторонам, пока ему не сообщили, что слуги Аранджела ждут его возле крепости у моста с большой баркой, на которой его отвезут домой.

Измученный причитаниями женщин, перекличками, подсчетом и составлением описи оружия, он спустился вечером к реке, не ожидая ничего хорошего и вспоминая, как тоже на реке, там, на чужбине, однажды вечером ему принесли весть о смерти жены.