Переселение. Том 1

К вечеру прокурор потребовал смертной казни для обвиняемого. Терцини был признан виновным в измене, во взяточничестве и в том, что вошел в сговор с Исаковичем и дал ему возможность бежать, за что, видимо, и получил деньги. Терцини был поднят со скамьи, чтобы стоя выслушать приговор; затем ему вновь разрешили сесть, поскольку защита потребовала права просить о помиловании осужденного. И капитан сидел молча, сидел с сорванной офицерской перевязью на коленях и кандалами на ногах. Время от времени он внезапно начинал кричать, что ни в чем не виноват, что он не изменник и не давал возможности Исаковичу бежать. Тогда судьи начинали его ругать, а профос подскакивал к обвиняемому и требовал, чтобы тот замолчал.

Офицер-защитник рекапитулировал свою речь и попросил лишь отложить смертную казнь обвиняемого до поимки дезертира Исаковича и выяснения обстоятельств его побега. По словам защитника, Терцини был виновен в нерадивом отношении к караульной службе, в том, что он играл в карты и пьянствовал, но не виновен в измене. Не доказано, что капитан был пьян и этим способствовал бегству славонского офицера. Ведь гусары не пили, но тоже не слыхали, как дезертир проскользнул мимо них. Терцини виновен в легкомысленном поведении, но ведь в Темишварском гарнизоне сам фельдмаршал-лейтенант Энгельсгофен позволяет родственникам славонских офицеров провожать своих родичей, снабжать их провизией и деньгами, когда их куда-нибудь переводят из гарнизона, и даже тогда, когда их везут вешать.

Терцини не мог предположить, что сербский офицер попытается так трусливо и подло бежать. Защитник ссылался на безупречную службу капитана Терцини в прошедших войнах. Да, он виновен в нерадивости, однако нет доказательств того, что он повинен во взяточничестве. Нет доказательств и его соучастия в побеге. Он заслуживает лишения чина, тюрьмы, но не смертной казни за измену. Измена его не доказана. Бегство Исаковича — загадка. Поэтому защитник просил отложить смертную казнь Терцини: тот, мол, находится в бедственном положении и эту милость заслужил.

Судьи после короткого совещания подтвердили вынесенный ими смертный приговор и отказались отложить его выполнение.

Аргументацию защиты суд не принял.

Как усугубляющее вину обстоятельство суд признал тот факт, что капитану Терцини было известно — ему об этом особо говорили, — что бежавший славонский офицер перешел на службу к иноземному правительству, что Исакович задумал ради службы в иностранной армии покинуть империю. По вине Терцини капитан Исакович может теперь выдать иностранному государству многие военные тайны, в том числе связанные с фортификациями на Военной границе. Дезертиру хорошо ведомы царящие в славонских пограничных гарнизонах настроения, он осведомлен и о вооружении армии. И это весьма опасно. Решение суда будет направлено Военному совету в Вену, а копия — Дворцовой канцелярии, которая занимается делами иллирийского народа. Терцини же следует отправить в камеру, где он, в согласии с тюремными правилами, будет ожидать исполнения смертного приговора. Капитан Терцини исключается из списков кирасирского полка графа Сербеллони, о чем будет сообщено в Осек.

После этого судьи покинули зал. Тот же профос, который заковывал и препровождал в тюрьму Павла Исаковича, подошел к кирасиру, взял с его колен офицерскую перевязь, грубо приказал ему стать между двумя гусарами с обнаженными саблями и по команде: «Шагом марш!» — идти направо, в подвал.

Терцини горько заплакал. Увидя, что офицер плачет и сбился с ноги, профос подскочил и дал ему пинка в зад. Когда солдат распахнул дверь в коридор, свечи погасли. Капитан Терцини зашагал в расположенное под комендатурой подземелье, в камеру по соседству со старым римским колодцем.

В пустом зале на столе осталось только распятие. Свечи еще дымились, когда на звоннице соседней часовни прозвучали удары колокола, созывавшие капуцинов к вечерне. Сквозь узкие, точно бойницы, окна пробивались розовые лучи заката.

День кончился, над Темишваром заходило солнце.

IV Исакович тем временем ушел туда, куда влекла его мечта

У его благородия Павла Исаковича, ротмистра недавно сформированного иллирийского гусарского полка, был в Неоплатенси{34} больной родственник, лейтенант Исак Исакович. Этот вечно хворый офицер пережил Павла и умер в Нови-Саде в семидесятых годах восемнадцатого века.

Среди бумаг лейтенанта, наряду с завещанием, было найдено письмо достопочтенного купца из Буды Георгия Ракосавлевича, который в ту пору для переселявшихся в Россию офицеров был как отец родной. В этом письме Ракосавлевич в завуалированной форме сообщал о том, что Павел побывал у него. Прибыл он, по словам Георгия, в день преподобного мученика Стефана Пиперского. По православному календарю в мае 1752 года, а по католическому — в июне.

У католиков и православных, принадлежавших к одному народу, не было в те времена согласия даже по части мучеников. Впрочем, тогда во всей Европе было немало странного и непонятного.