Перерыв на жизнь

тепло, у нее расслабляются плечи, и распрямляется спина. Гера согревается вместе с ней — глядя на нее. Она взбивает

шампунь в темных густых волосах. Смывает с себя пену. Ее ладони хаотично и нерасчетливо скользят телу, касаясь

интимных мест — груди, промежности, — омывая их. Гергердт, зажав в зубах сигарету, откидывается на спину и закладывает

руки под голову. Он хочет Раду так сильно, что его сухая кожа вновь покрывается испариной.

Рада быстро выходит из душа, первым делом оборачивая голову небольшим полотенцем, чтобы не оставлять после себя

лужиц воды. Затем она накидывает теплый махровый халат на голое тело и снова возвращается к волосам — как следует их

вытирает.

Артём, слыша осторожные шаги, позволяет себе ухмыльнуться.

Рада аккуратно усаживается рядом.

— Артём, — тихо говорит она, — ты же его не просто так? Нет?

Гергердт одним движением поднимается на постели, садится и снова упирает локти в колени.

— М-м-м, — делает последнюю затяжку и мотает головой, выпуская дым вниз, в пол.

Подбирая и напряженно стягивая полы халата, Дружинина подсаживается еще ближе. Она молча ждет развернутого ответа,

ее взгляд сверлит его висок. Гере кажется, что в этом месте у него начинает зудеть кожа. Он поднимает взгляд и смотрит

Раде в лицо, в ее чуть покрасневшие глаза.

— Он же в чем-то виноват, да? Ты же не просто так?..

Если бы Артём хотел ответить как-то по-другому, то сейчас, глядя на нее, не смог бы. Таким тоном, каким спросила она, не

спрашивают, а подсказывают ответ.

— Я ничего не делаю просто так, — отвечает он и подает ей чашку с вином. — Он плохой человек, он заслужил. Я ничего не

делаю просто так.

Это скупое объяснение Раду устраивает, об этом говорит ее глубокий вздох облегчения.

— Пей, — говорит Гергердт чуть жестче, чем требуется, чтобы просто предложить вина.

— Хорошо, — кивает. Соглашается. Верит. Надо верить. Она очень хочет ему верить и не хочет видеть в нем чудовище.

Насмотрелась уже на этих чудовищ. Гера другой. Просто его никто никогда не любил. А она любит.

Рада послушно выпивает чашку и взглядом просит добавки. Ей тоже хочется поскорее расслабиться. Почему-то сегодня

вино на нее не действует, но пить что-то покрепче страшновато.

— Прости, что я тебе столько всего наговорила.

— Да, ты разговорчивая, — чуть равнодушно отзывается он.

— Я не хотела. Никак не могла взять себя в руки… все так ужасно… — Ее голос чуть подрагивает, почти незаметно, но Гера

слышит. Четко различает неровности в тоне, которые выдают волнение.

Раде и сейчас совсем не спокойно, но по крайней мере ее не выкручивает, не ломает, не выворачивает изнутри, как было

еще недавно, когда хотелось все разрушить и разбить. Тогда она не знала, как ей справиться со своим диким состоянием.

Наверное, кто-то чужой, увидев ее, вызвал бы скорую и надел на нее смирительную рубашку. А Гера… Как он только стерпел

это все.

— Я правда… — снова начинает оправдываться, потому что ей кажется, что не понимает он того, что она хочет сказать. Или

не принимает ее извинения. Недостаточно ей ухмылки и язвительного замечания, которыми он отделывается.

Гера подносит к ее губам чашку, словно в очередной раз желая закрыть ей рот, и Раде приходится сделать несколько

глотков под его давлением.

— Ладно, побуянила чуть-чуть, не переживай. Я тоже... импульсивный, — последнее говорит с особенным выражением.

Залпом выпитое вино, наконец, ударяет в голову. В груди и желудке ощущается тепло. Рада благодарно прижимается к

Артёму и легко целует его в плечо, где-то в районе ключицы. Поцеловав, отталкивается от него, чтобы поставить на

тумбочку пустую чашку. А привстав на колени, испытывает легкое, но приятное головокружение.

— Все, спать, — шепчет она, не подозревая, какой эффект на Геру произвел тот легкий поцелуй. Как взбудоражило его это

нежное прикосновение. — Я думала ты по каким-то девкам таскаешься, — признается, скидывая покрывало.

— Чего? — переспрашивает он. — Дружинина, да какие с тобой нахрен бабы…

— Не знаю я, какие…

— Вот дура, — не зло усмехается он и поднимается с кровати. Обнимает сзади ее плечи. Скользит рукой под волосы,

обхватывает пальцами шею и пригибается, вдыхая запах чистой кожи. — Какие с тобой могут быть бабы? — шепчет он, ловя

губами пульс на бьющейся жилке.

Рада притихает, выпуская из рук край одеяла, и ответно прижимается к его спине. Да, именно этого ей не хватало — его

крепких объятий, его прикосновений.

— Блондинки, брюнетки… не знаю… — выдыхает полушепотом, надеясь услышать хоть какое-то подобие признания. Знать,

что для него она единственная и неповторимая. Да, она согласна даже на такую банальщину. Все, что трогает до глубины

души, не может быть банальщиной.

Гера касается кончиком языка мочки уха, мягко обводит маленькую ушную раковину. От этой чувственной ласки по всему

телу бегут мурашки, и Рада поворачивает голову, вдыхая его горячее дыхание. Они страстно целуются, с этим первым

поцелуем отпуская все скрытое напряжение. Сколько же его накопилось…

Кружится голова — от выпитого вина, от Геры. Он одной рукой поглаживает ее шею, второй, забравшись в вырез халата,