Переписчики истории. Мифы о Катыни

А вообще ложные чувства похожи на телефон-подделку: вроде и упаковка заводская, и красивый вид, и много функций, да только через некоторое время все перестает действовать… И остается только выбросить и забыть.

* * *

14 октября 1992 года представитель Президента РФ Ельцина, Главный государственный архивист Пихоя, передал Президенту Республики Польша Леху Валенсе постановление Политбюро ЦК ВКП (б) от 5 марта 1940 года о решении «в особом порядке» вопроса о судьбах польских военнопленных и заключенных в тюрьмах Западной Белоруссии и Западной Украины поляков.

«Доказательства» вины СССР в расстреле польских офицеров в Катынском лесу в виде обобщенного документа начали в спешке готовить наши «академики». Российскую редколлегию представляли Козлов, Волков, Золотарев, Лебедева, Погоний и Чубарьян, польскую — Налеч, Вощинский, Лоек, Мадайчик, Матерский, Пшевовожник, Снежко, Тарчинский и Тухольский.

Думается, эти ученые мужи прекрасно знали, с какими «историческими материалами» они работают.

Военные прокуроры торопили следователей. Они утверждали, что материалы уголовного дела неопровержимо доказывают противоправный факт умерщвления путем расстрела сотрудниками НКВД по постановлению Политбюро ЦК ВКП (6) в апреле-мае 1940 года 14 522 польских военнопленных из Козельского, Старобельского и Осташковского лагерей НКВД, а также 5305 поляков- заключенных из тюрем и лагерей Западной Белоруссии и Западной Украины.

В п.10 заключения, подписанного представителями ГВП, говорилось:

«В настоящее время однозначно оценивать, являются или нет научно обоснованными выводы комиссии Н.Н. Бурденко в своей судебно-медицинской части, нельзя, так как в материалах отсутствуют какие-либо документы, которые бы описывали исследовательскую часть работы судебных медиков в составе этой комиссии. Однако те данные, которые приведены в «Официальном материале…» и «Секретном докладе…», позволяют с большой долей достоверности утверждать, что у комиссии Н.Н. Бурденко не было никаких научных оснований для той точной датировки расстрела (сентябрь-декабрь 1941 года), которую комиссия дала в своих материалах».

Документ подписали эксперты ГВП Топорнин, Яковлев, Яжборовская, Парсаданова, Зоря, Беляев.

В своих исследованиях горбачевско-ельцинские ученые и следователи в попытках хоть как-то прикрыть свою ложь «доказательствами» утверждали, что в документах той поры слово «расстрел» заменялось якобы словом «разгрузка».

На самом же деле во внутренней переписке органов НКВД имелась в виду только разгрузка лагеря или тюрьмы от заключенных путем перевода их в более свободные лагеря или путем их освобождения. А ведь слова-термина «расстрел» Берия и его сподвижники не стеснялись, если бы его нужно было вписать в документы.

Сфабриковав «красивые бумаги», в которых значилось, что чуть ли не 26 тыс. поляков приговорила к расстрелу некая «тройка», ельциноиды просчитались. По недомыслию или в спешке — какая разница.

Дело в том, что ежовские тройки в то время уже не существовали. И факт остается фактом — ни в одном из чекистских документов о пресловутой «тройке», якобы приговорившей поляков к расстрелу, не упоминается. Она фигурирует только в крючковско-пихоевских дешевых фальшивках.

«Поскольку в архивах было полно документов, — продолжает Ю. Мухин, — ясно свидетельствующих, что весной 1940 года польские офицеры были осуждены судом Особого совещания при НКВД СССР, то осталось уничтожить ту часть документов, которая свидетельствовала о приговоре — о том, сколько лет лишения свободы каждый из офицеров получил.