Переписать сценарий II

Он смог стать по-настоящему народным героем, которого до сих пор вспоминают как освободителя балканских славян, храброго кавалериста и умелого полководца. Проповедовал идею baionnette intelligente, дословно – «интеллигентный штык». Суть ее в том, что солдат должен быть самостоятелен, образован и умен.

Его не зря называли «Суворову равный», многие считали, что он панибратски относился к солдатам. К примеру – его знаменитые военные советы, к которым он привлекал унтер-офицеров, что было не принято. Он считал, что каждый солдат должен знать свою задачу, а в случае гибели офицеров, что часто случалось на войне, унтер-офицер должен быть в силах возглавить роту.

Васи́лий Ива́нович Немиро́вич-Да́нчeнко – русский писатель, путешественник и журналист, старший брат известного театрального деятеля писал, что убийство «белого генерала» свершилось «без ведома царя одним из великих князей и Шуваловым. Белого генерала приговорил особый негласный суд из сорока лиц "Священной дружины" под председательством великого князя Владимира Александровича.

Французская писательница ЖЮЛЬЕТТА АДАМ, урождённая ЛАМБЕР, задав вопрос: «Какая держава имела интерес в исчезновении героя Плевны и Геок-Тепе?», – прозрачно намекает, что к смерти Скобелева имело прямое отношение всемирное масонство. Доказательств, увы, писательница не приводит….)

Выполняя свою часть работы, полковник Акаси был уверен, что остальные военачальники также выполнят свою, поэтому с нетерпением ждал известий от генералов Куроки и Оку, которые форсированным маршем должны были продвигаться к Чите. Император Японии предвкушал захват читинский золотых складов, о которых прожужжал все уши генерал Кодама, ссылаясь на своего агента в России Сержа Мавроди. Японская общественность уже предвкушала знамёна Мэйдзи над Уралом и, казалось, не существует силы, способной предотвратить это событие. Но в это время…

Глава 4. События в мышеловке после того, как сыр съеден…

А в это время генерал Куроки вынужден был выслушивать практически открытую истерику собственных подчиненных. Закалённые в боях командиры полков и эскадронов, позабыв самурайские традиции, готовы были рыдать от бессилия и только прямой запрет на сеппуку удерживал их от бесполезного суицида.

– Не торопитесь убить себя, господа офицеры, – тихим, но твёрдым голосом говорил, как будто рубил катаной, генерал, – не создавайте дополнительные удобства русским варварам, которые и так круглосуточно охотятся за вашими головами.

– Но сёкан, нас не учили, как поступать в таких случаях! Мои солдаты готовы душить врага голыми руками! Они приучены идти в полный рост на пушки и пулемёты! Они не боятся ни огня, ни штыковой атаки! Но этого ничего тут нет! Нам некого и нечего атаковать! Нам не с кем сходится лицом к лицу! Мы воюем с призраками, которые появляются когда захотят, убивают кого захотят, и затем бесследно растворяются на этих бескрайних просторах. Здесь нет позиций врага, которые надо атаковать. А те, которые есть, оказываются пустыми, когда мы до них добираемся. Здесь нет самого врага, которому можно вцепиться в горло. Вот уже почти месяц мы видим вокруг степь и лес, слышим выстрелы и после этого хороним своих товарищей, не имея ни одного шанса отомстить за их смерть!

– И вы все, и я – солдаты императора, и не имеем права на малодушие, сталкиваясь с византийским коварством, присущим русским. У нас есть приказ и мы его должны выполнить. Мы прошли полторы тысячи километров победным маршем от Цзиньчжоу и Харбина и не имеем права поддаваться унынию, когда до цели нашего наступления – до российского золотого запаса – осталось последние две сотни. Банзай!