Маршал подтверждает это. В своих воспоминаниях он пишет: «Сейчас, в 1991 году, могу откровенно сказать: именно исходя из такой твёрдой увязки предстоящих сокращений СНВ с выполнением обеими сторонами Договора по ПРО 1972 года, министр обороны С.Л. Соколов и начальник Генерального штаба дали тогда согласие на столь существенное изменение нашей позиции.»
А в этом была и своя далеко не маленькая хитрость — военные были уверены, что Рейган не пойдёт на отказ от своего детища — СОИ. Таким образом, договоренности по СНВ и РСД повисали в воздухе — они были завязаны теперь на отказ от СОИ.
Четвёртыми последним пунктом в советской программе было полное запрещение ядерных испытаний. Но особого энтузиазма здесь не было и он выдвигался скорее для пропаганды.
В общем, как заявил Горбачев: «Если Рейган не пойдёт на всё это, мы это всё выложим на весь мир. Таков вот замысел».
Поэтому вопреки прошлым временам, когда советские лидеры в основном хмуро бурчали «нет», портфель Горбачёва был доверху набит новыми конкретными подходами к разоружению. Правда, венчало эту программу широковещательное заявление о намерении и впредь добиваться запрещения ядерного оружия. Трудно сказать верил ли Горбачёв в реальность безъядерного мира, но военных он на этот раз поддержал.
А весь сценарий был построен на динамике: изложить американцам заманчивые для них предложения о глубоких сокращениях СНВ и полной ликвидации РСД в Европе, но прочно завязать их на отказе от СОИ. Результат не трудно было предугадать и Горбачёв был прав: скорее всего, американцы «ухватятся за стратегическое оружие, а по ПРО не пойдут нам навстречу». Тогда остаётся одно –»разоблачать» их империалистическую политику. Непонятно только одно –как это можно сочетать со «сверхзадачей» им же поставленной — «сорвать новый этап гонки вооружений».
Но советские руководители в такие тонкости не вдавались. Перед отлётом в Рейкьявик директивы были утверждены на заседании Политбюро 8 октября. Горбачёв провёл его уверенно и особых дискуссий не было. А любые аргументы против, будь — то со стороны военных или мидовцев, отводил риторическим вопросом:
—
Итог обсуждения он подвёл так:
ПИССУАРНАЯ ДИПЛОМАТИЯ
На той стороне океана, в Вашингтоне тоже шла подготовка к Рейкьявику. Но не столь рьяно как к предыдущей встрече в Женеве. Во всяком случае сцен с репетициями переговоров на этот раз в Белом доме не устраивали.
Причина, видимо, крылась в том, что Рейган и Горбачёв ехали в Рейкьявик в разных весовых категориях. Советскому лидеру нужны были результаты на этой встречи, чтобы подтвердить правильность курса перемен во внешней и оборонной политике. А американскому президенту спешить было некуда — он мог ждать. Рейган не собирался менять политику и потому был готов слушать Горбачёва и класть в карман уступки, которые тот сделает.
Судя по материалам и воспоминаниям, которые опубликованы на сегодняшний день, американцы не ожидали больших перемен в позиции Советского Союза. В «концептуальной бумаге», подготовленной госдепартаментом, говорилось, что в Рейкьявике состоится «рабочая встреча для подготовки визита Горбачёва в Соединённые Штаты.» Она не приведёт к заключению каких — либо соглашений.
На ней Горбачёв и Рейган поздороваются, выскажут сожаления в связи с делом Данилофф — Захаров, пообещают избегать в будущем подобного взаимонепонимания и приложить все усилия к решению проблем разоружения. В общем, как называют в Америке такие ни к чему не обязывающие светские посиделки, — это будет «здравствуй — привет» встреча.
И, как обычно, в госдепартаменте готовили директивы лаконичные и краткие: вот позиция СССР, а вот позиция США. Вот возможные ходы Советского Союза, а вот возможная ответная реакция Соединённых Штатов. Или наоборот.