Фантастически интересно, много лет спустя, положить перед собой два бывших сов секретных документа: один — директивы для Горбачева, а другой –директивы для Рейгана, и сравнивать их страница за страницей. Прежде всего, бросается в глаза разница. В советских директивах ещё со времён Брежнева даются указания, что сказать и как сказать. В американских, — что сделать и как сделать. А какими словесами это обрамить, — дело говорящего, он не маленький.
В общем, позиция, подготовленная американскими экспертами, состояла в том, чтобы:
— послушать, что скажут русские по СНВ и ПРО;
— дать согласие на существенные сокращения РСД, оставив по 200 ракет для каждой из сторон; (по 100 ракет в Европе и по 100 ракет на азиатской части СССР и в США);
— пойти на ратификацию договоров по запрещению ядерных испытаний 1974 и 1976 года.
В своих мемуарах госсекретарь так оценивает, складывающуюся тогда ситуацию:
«Советы подхватывают наши идеи и перебрасывают их назад к нам, как будто они их только что изобрели. По мне это было прекрасно. Чем больше Горбачёв хотел играть роль «творческого мирового лидера», идущего к нашей повестке дня, тем больше мы должны поддерживать и аплодировать ему за эту роль».
При этом Шульц считал, что в ходе переговоров с Горбачёвым следует предложить полную ликвидацию баллистических ракет.
Накануне отлёта в Рейкьявик в зале Рузвельта в Белом доме было проведено специальное совещание, на котором присутствовали Рейган и его высокопоставленные советники. Они обсуждали и отвергали возможные варианты изменения американской позиции. Но Рейгана эти технические детали мало интересовали.
Он горел желанием добиться полной ликвидации ракет средней дальности, рассматривая это как шаг к осуществлению своей мечты — безъядерному миру. Не споря с ним прямо, президенту напомнили, что уже в марте 1985 года США подправили свою позицию: хотя «ноль» предпочтителен, русские могут сохранить любое число своих средних ракет в пределах того, что есть у США в Европе, и мы договоримся о равных уровнях. Кроме того, русские хотят сохранить свои средние ракеты в Азии.
Тогда, заявил Рейган, мы разместим наши Першинги на Аляске. Но это был блеф. Пентагон был против: на Аляске вечная мерзлота и ракеты почти невозможно поместить в надёжных укрытиях. А это делает их уязвимыми. Кроме того, с Аляски нельзя поразить важные цели на территории Советского Союза.
Директору Агентства по контролю за вооружениями и разоружению Кеннету Адельману, присутствовавшему на этом совещании, запомнились две детали.
Прежде всего, заявление госсекретаря Шульца, что Горбачёв может проявить интерес к предложению о запрещении всех баллистических ракет. В этой связи он хотел знать, насколько серьёзно относится к этому предложению президент, или же это очередная бюрократическая игра. Уаинбергер и военные убеждали, что это вполне серьёзное намерение.
Но больше всего Адельмана поразило желание Рейгана всеми способами приступить к прямому, что называется лицом к лицу, диалогу с Горбачёвым в приватной и неформальной обстановке. Тут Рейган явно полагался на свои способности убеждать и побеждать. Он пустился в воспоминания и стал рассказывать как будучи президентом Гильдии киноактёров в Голливуде смог проложить путь к соглашению с одним из самых упорных своих оппонентов. Ему удалось переубедить его, продолжив дискуссию, стоя рядом и... писая в туалете. «Все были довольны, иронизирует Адельман, результатом этой «писсуарной дипломатии». Если только Рейган сможет оказаться в такой же ситуации в Рейкьявике..., тогда он и Горбачёв смогут достичь серьёзного соглашения».
ДОМ С ПРИВЕДЕНИЯМИ
События теперь развивались стремительно. В конце сентября советский посол Евгений Косарев посетил премьер — министра Исландии и сообщил потрясающую новость: через две недели в Рейкьявик прилетят Горбачёв и Рейган.
Правительство Исландии ничего не знало об этом. Поэтому премьер срочно вызвал американского посла. Однако и тот только хлопал глазами. Вернувшись в посольство, он стал срочно названивать в Вашингтон. Но защищённая телефонная связь, по которой должны вестись такого рода разговоры, не сработала. Тогда посол позвонил в госдепартамент по простому телефону и эзоповским языком поинтересовался, не собирается ли сюда приехать несколько компаньонов, чтобы поговорить?
Ему разъяснили, что к чему, и сообщили, что вместе с советским послом они должны проинформировать об этом правительство Исландии. Но Косарев, как видно, опередил американца.