– Она заплакала. Мать. Тихо. Повитуха пошла открывать, а она смотрела на тебя, лежащего у нее на груди, и плакала. Я видел, что она не считает тебя чудовищем, не хочет отдавать. Я много раз ходил потом по роженицам. Много раз заглядывал им в глаза. И, несмотря на понимание нашей правоты, почти все отдавали детей с болью. Тот дэйн, который пришел за тобой, был немолод. Весь седой, но все еще статный. Он потом стал моим наставником. Он протянул к тебе руки – не вырвал, а аккуратно взял. А она прошептала: «Кто теперь позаботится о моем малыше?» И из ее глаз текли слезы.
Ему не надо было продолжать, Грехобор все понял без слов. Однако брат продолжил:
– Я учился оберегать тебя. Заботиться. Учился помогать сдерживать твой дар. Еще один всплеск чувств – радость! – когда мне сказали, что ты станешь Знахарем. Боги одарили тебя возможностью помогать людям. А при том, насколько злобной была твоя сила, это – редкость. И вот я иду порадовать тебя и вижу: ты обнимаешь Повитуху, а твоя душа чернеет. Я
– Я не оценил. – В отличие от спокойного голоса дэйна, голос Грехобора был сиплым, сдавленным.
– Ты никогда не ценил. Для тебя я всегда был злом, – равнодушно уточнил палач магов. – Единственный раз, когда мне действительно захотелось причинить тебе вред, – это в тот день, когда ты предложил кольцо здешней стряпухе.
При упоминании о жене мороз снова сковал руки Грехобора и пополз вверх.
– И она меня пожалела. – Он перевел взгляд на свои ладони, увидел иней и усилием воли заставил себя успокоиться.
– Не могу назвать ее жалостливой, – не согласился дэйн. – Скорее уж милосердной. Она умна и прямолинейна. Жалость таких людей проявляется иначе. Они не станут взваливать на себя чужое ярмо. И помогать его тащить тоже не будут. Вернее, помогут сбросить. Такие, как она, жалеют деятельно.
– Она не отсюда, дэйн. И… – Маг замолчал.
Трудно было говорить о том, что он услышал. Трудно было признать это. Он, конечно, понимал. Все понимал. И даже сам говорил это Милиане. Но услышать подтверждение своей правоте из уст жены оказалось очень тяжело. Неизмеримо больнее, чем он предполагал. Почему? С какой стати это так его хлестнуло? Грехобор пытался разобраться в себе. Пытался понять. Видимо, за то короткое время, что маг провел под крышей харчевни, он впервые ощутил всю прелесть слова «дом». А когда Василиса прикасалась к нему, когда осталась с ним на ночь…
Мужчина не мог объяснить то, что чувствовал. Не мог облечь в слова. Он не знал таких слов. Понимал лишь, что эта женщина нужна ему. Нужна так сильно, как он не предполагал. И это осознание пришло лишь тогда, когда он услышал то, что она говорила о нем.
Грехобор был лишен сурового равнодушия и спокойствия дэйна. Поэтому сейчас он испытывал боль, и ее сила пугала. Даже после предательства Мили он не чувствовал такой пустоты в душе, такой тоски. Почему?
Да просто потому, что ему
И только услышав свои собственные доводы из уст жены, понял: врал сам себе. Ему было необходимо, жизненно важно, чтобы Василиса его любила. Седого, со шрамом, бесплодной душой и пустыми карманами. С тяжким грузом своих и чужих грехов. А теперь от понимания, что это невозможно, что его мечта неосуществима, – хотелось взвыть.
– Я вижу тебя и ее, Йен. – Брат первый раз назвал мага по имени, несмотря на запрет. – Поверь, на этот раз ты не ошибся в выборе женщины. Так что…
– Грехобор!
Маг вздрогнул.
Зария торопливо ковыляла к столу, за которым беседовали братья, и отчаянно махала руками:
– Грехобор! Лиске плохо!
Гроза
Маг сорвался с места, в два шага пересек расстояние до кухни и подскочил к жене. Она сидела на лавке, привалившись спиной к стене, – бледная, вся дрожащая, с синюшными губами, закатившимися глазами и прерывистым дыханием.
– Заренка! – Йен подхватил ее на руки, дотронулся губами до потного лба. Ледяной.
– Дышать… не… могу… – кое-как выдохнула девушка, отчаянно стуча зубами. – Что… это…
Она пыталась совладать с собой, посмотреть на мужа, но тело не подчинялось. Грехобор прижал жену к себе и заглянул в незрячие глаза. Вздрогнул, быстро огляделся и тут же, не раздумывая, вышел со своей ношей на задний двор. Он только-только пнул ногой дверь, как над головой раздался оглушительный раскат грома. Черные набрякшие тучи рассекла длинная кривая молния. В лицо ударил резкий порыв ветра. И небо обрушилось на землю потоками ливня.