Перехлестье

Мысли прервались, когда девичья рука, до того безвольно лежащая на плече мужчины, вдруг обхватила его за шею. Жрец ощутил, как теплое тело доверчиво льнет к нему, как вздымается от дыхания полная мягкая грудь. Показалось, будто послушница трется щекой о его плечо… Раз. Другой. Третий. Он сбился с шага, остановился и внимательно посмотрел на девушку. Та безвольно лежала на его руках – щеки бледные, глаза закрыты. Странно. Однако уже через миг Шахнал снова ощутил все те же поглаживания. Не останавливаясь, жрец посмотрел на свою ношу – ничего. Несчастная была неподвижна.

Войдя в келью послушницы, мужчина осторожно опустил подопечную на жесткое узкое ложе. Девушка свернулась клубочком и медленно приоткрыла глаза:

– Отец мой?

– Что, дитя?

– Посидите со мной…

– Тебе нужно поесть. – Игнорируя ее просьбу, мужчина направился к двери.

– Пожалуйста, всего минутку! Одной так страшно…

Раздраженный вздох вырвался из груди Шахнала. И все же он вернулся к кровати и опустился на краешек, глядя на девушку. Ребенок еще. Не понимает, что здесь – в святом месте – все одиноки. И к этому надо привыкать уже сейчас. Однако стоило молельнику сесть, как послушница взяла его руку и, приложив к своей щеке, закрыла глаза. Вздохнула. Дитя неразумное.

– Мама гладила по голове, когда я болела… – непонятно к кому обращаясь, прошептала девушка.

Жрец закрыл глаза. Его тяготила эта ситуация. Тяготила и смущала. Но все же девочка была на его попечении. Он был ее отцом, пусть и духовным, но отцом. Поэтому он мягко провел ладонью по голове, покрытой черным покрывалом. Еще раз и еще. В его прикосновениях не было ласки. Они были бездумными, поскольку сам Шахнал в это время размышлял о том, что прочел.

Маркус не отвечает. Он покинул своих чад. Божественного надзора больше нет, но есть приказ. И приказ до сего момента исполнялся беспрекословно. Даже восставшие колдуны, по сути, только помогли дэйнам. Сейчас, конечно, вся эта шушера затихла, но Шахнал понимал: ненадолго. Маги же, насколько открылось жрецу из Чаши Откровений, почти все взяли кольца. Причем из тех, кто взял, умерла только половина.

Перед смертью всегда обостряются чувства, так и маги давали кольца знахаркам, повитухам, магессам. Хотя были и отказавшиеся… Палачи, избавители – словом, те, которых боялись. Избавители приходили за умирающими, теми, кто мучился от боли. А палачи… казнили тех, кто не заслуживал жить. Чего уж греха таить, таковых среди людей было немало.

Так вот палачам и избавителям отказывали почти всегда. Кто захочет принять кольцо у такого отщепенца? И именно такие, по мнению Шахнала, были самыми опасными. Если они переметнутся к колдунам…

– Отец мой… – слабый шепот заставил жреца очнуться от тягостных мыслей и посмотреть на послушницу.

Жрец даже удивился, увидев ее. Так задумался, что забыл, где находится.

– Отец мой… Какие у вас сильные руки. И нежные.

Девушка повернулась и мягко поцеловала своему пастырю ладонь, глядя ему в глаза. Потом еще раз. И еще. На четвертом поцелуе внутренней стороны ладони коснулся влажный язычок. Мужчина застыл. Соблазнительница тоже. Закусила губу, медленно приподнялась, снимая с волос покрывало. Длинные медные локоны рассыпались по плечам. Мариоса вновь поднырнула под руку молельника и потерлась макушкой о его ладонь, побуждая вновь гладить ее по волосам.

Шахнал бездумно подчинился, пытаясь осознать происходящее. В груди бушевал ураган самых противоречивых чувств – от наслаждения до ужаса. Глупая. Что творит? Не понимает будто, что он чужой ей… как она только…

Послушница закрыла глаза и слегка подалась вперед. Рука Шахнала соскользнула с затылка и оказалась на шее. Он словно со стороны наблюдал за происходящим.

Вот, задержавшись, его ладонь медленно двинулась вниз, с наслаждением ощущая бархатистость теплой женской кожи. Какая она нежная! Вот пальцы наткнулись на грубую ткань одеяния, замерли. Двинулись обратно, прошлись по шее, скуле, очертили губы.

Мариоса приоткрыла рот и поймала перст своего наставника. А во взгляде темных глаз вспыхнуло хмельное обещание. Жрец застыл, парализованный этим чувственным призывом, а потом дернул послушницу к себе…

Для него, всю жизнь посвятившего посту и молитве, отрекшегося от большинства плотских желаний и радостей, каждое прикосновение, каждый сорванный с губ девушки поцелуй были откровением. Она что-то шептала, когда он жадно задирал ее черное одеяние, выгибалась, предлагая свое нежное тело его торопливым и неумелым рукам, а потом глухо вскрикивала, запрокинув голову, рассыпая медь волос, впивалась ногтями в мужские плечи, кусала его шею, губы… все кончилось быстро. Слишком стремительно обрушилась на Шахнала волна удовольствия, слишком поспешно он, обессиленный, упал на нее… слишком скоро наступила расплата.

– Нет, нет, пустите, пустите! – Рыдания, маленькие кулаки, бьющие его по плечам, извивающееся тело. – Не надо! Хватит! Пожалуйста-а-а!!!

Жрец отпрянул, с ужасом глядя на то, как послушница в разодранном платье сжимается на разоренном ложе.