Читаем Перебирая наши даты полностью

26.2. Дочитал книгу С. А. с величайшим интересом. И все же комплекс принцессы, неудержимость пристрастий и желаний. Где‑то абсолютная твердость. Обаяние откровенности и правды. Неприятный рекламно — политический душок (восхищение «ихней» свободой) во второй части.

27.2. Приехала Аня Наль.

Потом Толя.

Его книга о Блоке

Мои возражения:

1. Недопустимый, задиристый, петушащийся тон полемики.

2. Только автор знает истину.

3. Банальные идеи: образ многозначен, Блок двойствен.

4. По — моему, Блок целен. «12» и последующее — тому доказательство. Причина гибели Блока — цельность, а не раздвоение.

5. Слабо о Христе. Христос «12» — высшая художественная идея, а не философский или политический замысел. В Христе — художественная идея — причастность всего этого мира к высшему.

Это Христос Блока, но и 12–ти. В нем есть интимное, от иконки в скромном храме — белый венчик (не венец) из роз.

6. Неправомерное разделение поэзии и публицистики Блока. Произвольный термин — романтическая идеология — идеологии насилия.

Блоковское неприятие цивилизации — идея русская, а не ницшеанская, она сродни Толстому.

7. Политика слепит глаза. Злость мешает эстетическому анализу.

Шингарев в последнем дневнике ближе к Блоку (рассуждение о революции), чем Якобсон.

8. Нельзя ставить знак равенства между народом и чернью, революцией и большевизмом.

Вывод: попытка создать кредо не удалась.

Да и не могла удаться.

Як. спорил слабо. Видимо, он устал, разочарован в своей работе, которую мыслил как взрыв и славу….

Христос в «12» — иррациональное, возникшее помимо замысла, на взлете вдохновения, как завершающая нота. Он вытекает из интонации, возвышает ее. Он — композиционная точка. Он — подсознание художника.

5.3. Перевожу Незвала.

Лучшее уже переведено. Все прочее — раскованная болтовня. Они там становились поэтами по очкам, великими по количеству написанного, по самоощущению, по отсутствию препон. Наши поэты в XX веке, кроме Маяковского, писали мало, доходили до читателя трудно.

Поэтому и становились великими без скидок: Пастернак, Ахматова, Мандельштам….

10.3. Идиотское пьяное мальчишество на дискуссии в «Иностр. литературе». Подкатило под горло, я сказал грубость Федоренко и ушел.

Вечер памяти Али Орловской, милой поэтессы и переводчицы.

12.3. Два дня дома. Не работается. Нужно упорно реализовывать состояние ума и понимания мира, которое окрепло во мне за этот год.

Поэма — лишь перелом и начало. Многие главы ее уже мне неинтересны.

14.3. …Читаю Рильке — письма, эссе. Книга хорошо сделана Ваней Рожанским. Переводы Богатырева и Микушевича мешают ощущению того, что перед тобой великий поэт.

Русская поэзия должна навалиться скопом на Рильке и перевести.

Берви — Флеровский пишет (об эпохе Александра II): «Главная причина слабости либеральной партии заключалась в отсутствии корней в народе. Невозможность опираться на народ отдавала ее в распоряжение правительства со связанными руками… Они (либералы) хотели бы проповедовать замену власти бюрократии властью имущего класса; но народ ненавидел такой же жгучей ненавистью имущий класс, как и бюрократию».

Наши либералы хотят заменить бюрократию технократией.

С тем же успехом и в тех же условиях

15.3. …К «Моск. сраж.». Русский идеализм всегда проверяется кровью.

31.3. Вечер моих стихов в Музее Пушкина. Читал Смоленский. Несколько новых стихов — я.

10.4. Почти все эти дни дома.

Укреплялся в мыслях о книге опыта. Галя меня глубоко и серьезно понимает. Наши с ней разговоры — самые важные в жизни, ибо обобщают всю жизнь.

Хорошо было бы, если бы не деньги, не заботы. Славный апрель….

Поэма юного Юры Ефремова о доме умалишенных. Весьма талантливая. Он поэт….

12.4. С РКлейнером работал над композицией об Эйнштейне. Очень интересно все — и содержание, и компонирование, и режиссирование. Надо упорно учиться драматургии.

13.4. …Ношу новое ощущение, но никак не засяду за работу.

10.8. Для «Записок». Шолохов— гениальный пластун. Пишет по- пластунски….

18.8. Приезжала на час Лидия Корнеевна. Почти слепая. Впечатляющая.

19.8. Записки Л. Чуковской об А. А. Ахматовой. Замечательная проза. Жаль, что у Пушкина не было своей Л. К.

Читали с Галей весь день и ночь.

Катастрофически не работается….

27.8. Смутное нерабочее настроение. Переводить катастрофически невозможно. К бумаге, к машинке отвращение.

Читал эти дни роман Корнилова. Володя меряется с Солженицыным и с самим Львом Николаевичем. Но его роман мизантропический, без отдыха и искусства. Все люди мелки и отвратительны по самой своей природе.

Реальность сквозь предстательную железу. Положителен только сам автор, едва прикрытый фамилией героя.

Нет ни любви, ни прощения, ни надежды. Роман злой и потому лишен пластики и обаяния. Сюжет жесток и кажется искусственным, потому что в нем нет ни внутреннего, ни внешнего оправдания. Герои сходятся не на одной войне, не на одном форуме, а в одной постели.

Позавчера приезжал Женя Шифферс, христианский проповедник. Он шарлатан или псих или и то и другое вместе.

Однако неординарная, необычная личность, рожденная потребностью в пророке, учителе, отпускателе грехов, молитвеннике.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мой 20 век

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии