Перебирая наши даты

Принципиальных расхождений нет. А. И. выразил высшую точку хрущевизма, то есть целой эпохи нашей жизни.

Тем и велик.

Он сделал то, что надлежало бы сделать хилому ренессансу после «оттепели» и чего ренессанс, естественно, сделать не мог. Нужна была свежая, яркая, внелитературная личность, Пугачев из средней школы.

И он явился со своими пугачевскими претензиями, со своим самозванством и ощущением стихии.

К Исаичу

Извечный спор о путях. Спор славянофилов и западников, почвенников и космополитов, русситов и гуманистов.

Россия для русских — русские для России. Или Россия для мира, русские для человечества.

Мещанское: «Что нам об людей думать, нам об себе надо думать». Или вселенское: «Несть эллина и иудея». «За други своя».

Россия предназначена для второго. Никакие попытки загнать русское сознание в рамки самобережения и самоспасения малой нации исторически не оправдаются. У России достаточно сил, чтобы взять на себя ответственность за человечество, достаточно идеализма, бескорыстия, бесстрашия, благородства.

Почвенническая пропаганда пользуется моментом неустроенности народа и нации, разбродом, начальным состоянием становления.

Народ и нация строятся заново. И от начальных идей многое зависит в их будущем устроении.

Особенность момента в том, что народ перестал быть хранителем нравственного и культурного достояния нации. Народ, утратив понятия, живет сейчас инстинктами, в том числе инстинктом свободы. Инстинкт без понятий.

Носителем культурного и нравственного потенциала является сейчас интеллигенция. Никогда значение ее не было так велико, назначение так высоко.

Строение новой нации может начаться только со знания.

История доказывает, что просвещение — единственный результативный путь развития народного самосознания.

Народ жаждет знания. Но знания без понятий — всего лишь образование, «образованщина», как любит говорить А. И.

Тягу к образованию превратить в тягу к знанию — такова первая задача нового русского просвещения.

Прежде всего это знание о себе, о своей истории, о значении нравственности в жизни нации.

Нужны правдознатцы.

И А. И. нужен тоже как правдознатец. Правда, сказанная в «Архипелаге», — часть великого просветительского дела. Вот тот реальный вклад, который внес А. И. в строение новой нации. А не его прожекты, отторгающие Россию от человечества.

Главная черта любого идеологического общества— нетерпимость. Качество идеологии здесь не играет роли. Любое идеологическое общество— марксистское, православное или фашистское— прежде всего нетерпимо.

Нетерпимость порождает множество следствий, из которых важнейшие следующие:

1. Смешение критериев оценки личности. Личность оценивается не по духовному качеству, а по принадлежности к идеологии. «Кто не ссыт, тот баба».

2. Неминуемая замена идеологии фразеологией. Ибо всеобщая идеология порождает всеобщую фразеологию, которая необходима и достаточна для принадлежности к идеологическому обществу. Навязывая идеологию всеобщую, это общество лишает человека идей приватных, личного мировоззрения.

Идеологическое общество обычно имеет лишь идеологическую форму, а не содержание. Это общество формы, а не сути. Общество всеобщей формы без индивидуального содержания.

3. Индивидуальное содержание каждой личности, входящей в общество, — свобода.

Идеологическое общество искажает само понятие свободы. Понятие личной свободы — продукт идеологического общества. Личность пытается добиться свободы, отчуждаясь от общества.

Одна из современных форм отчуждения — отъезд.

Отъезд от общества, в сущности, уродливая форма достижения свободы. Эта форма подходит лишь рабам идеологического общества, которые свободой называют освобождение от обязанностей перед обществом.

Понятие «личной свободы» есть в обществе, где личной свободы нет. В терпимом обществе есть понятие всеобщей свободы, потому и нет проблемы бегства от общества.

В терпимом обществе никто не путает идеологию с правами и обязанностями Гражданина.

Попытка заменить одно идеологическое общество другим — главная роковая ошибка А. И.

А. И. верит в слова, в названия и в своей одержимой ненависти к словам путает факты.

Ему кажется, что идет тотальное наступление коммунистической империи на мир. Если даже назвать нашу империю коммунистической, все равно никакого ее наступления нет. Оно невозможно по экономическим, военным, политическим, идеологическим, национальным и психологическим причинам, то есть по всем причинам.

Военные хунты в Африке к нам касательства не имеют. Они принимают нашу фразеологию — фразеологию социализма. — потому что это очень удобная и хорошо разработанная система, позволяющая оправдать любой режим насилия. Это режимы национальной консолидации, чисто политические, порой лишенные еще даже национальной основы.

Такого же рода режим — Куба, промежуточно ориентирующийся тоже то на нас, то на Китай, режим, который вынужден будет слиться с остальной Америкой и идти по ее пути.

Вопреки Исаичу мы больше потеряли в послевоенное время в своем политическом влиянии, чем обрели: