Пепел в отражении

– Вы ведь все про меня раскопали, да? – на всякий случай уточнил он. Ему никто не ответил. – Что вам известно о моей семье?

– Ваша мать была воспитателем в детском саду, отец слесарем. Оба уже умерли несколько лет назад, сердце. Еще у вас был брат, старше вас на год, тоже служил в авиации, был военным летчиком. Разбился во время учебного полета.

Ветлицкий выслушал молча, машинально коснулся скрытой рукавом татуировки и закрыл глаза. Трофимов и Марк ждали.

– Мы с Ленькой служили на одной базе. Он пилотировал истребитель, я следил за самолетами, выявлял неисправности, чинил. Родители тогда уже умерли, но мы с ним справлялись. Ленька был великолепным летчиком. Он такие виражи закладывал, не хуже «Стрижей» на День Победы… – он замолчал, погрузившись в воспоминания, а когда заговорил, его голос зазвучал так отстраненно, словно он был где-то далеко. – У них должны были состояться плановые учения, и как раз тогда несколько самолетов дали сбой: обшивка была старая, да и система навигации барахлила. По-хорошему их давно надо было списать, но командир части все тянул, говорил, скоро проверка, пройдем ее, а там уже разберемся.

Марк с полковником переглянулись. По безмолвному взгляду Трофимова Марк сразу понял, что тот подумал о том же, о чем и он.

Он уже слышал эту историю, только не знал ни подробностей, ни где это произошло. Громкий скандал о разбившемся летчике тогда оброс множеством домыслов и пересудов, его не забывали несколько месяцев. А кто-то не смог забыть до сих пор.

– Я предупреждал, что если обшивка не выдержит, на проверку можно будет уже наплевать, оправдываться придется уже не о технике, а о людях, но кто ж будет слушать механика. – Ветлицкий кинул на полковника полный ненависти взгляд. – Вы, при погонах, вы же всегда все знаете лучше всех! Вы всегда правы, даже если страдают посторонние люди, плевать вы на них хотели! Для вас главное – ваш приказ, а кто при этом погибнет, сколько их будет – неважно, зато вы останетесь чистенькими…

– Ваш брат погиб именно тогда? – тихо спросил Марк. Преступник перевел злые глаза на него.

– Он не то, что катапультироваться, он просто понять ничего не успел… Врезался в землю почти под прямым углом, от самолета одни угольки остались. Мне потом говорили, что Ленька по связи все твердил, что у него штурвал заклинило и бортовая система накрылась. – Ветлицкий покачал головой. – А командир наш заявил, что это полностью ошибка пилота. Не справился с управлением, вовремя не вошел в вираж – можно подумать, он бы признался, кто на самом деле виноват, перед проверкой-то. Правду знали немногие, так он и их молчать заставил, а простого механика, да еще и брата погибшего летчика, никто даже слушать не стал.

Роман Алексеевич медленно выдвинул стул и сел, не сводя глаз с арестованного. Его историю сейчас слушала, наверно, вся их служба.

– Потом у меня закончился контракт, буквально через пару месяцев, и мне указали на дверь, – продолжал мужчина, его усмешка сменилась простой грустной полуулыбкой. – Никто даже предлагать его продлить не заикнулся. А я вернулся домой и начал требовать разбирательства. Ой, куда я только не писал, страшно вспомнить: и в прокуратуру, и в воинскую часть, и в министерство. Даже на телевидение заявился, да только что толку? У начальства есть официальная версия, произошло все быстро, обломков самолета почти и не осталось, «черный ящик» вдребезги. Да и следствия тогда особо никакого не было. Вот и получилось, что командир наш весь беленький-чистенький, а Ленька – козел отпущения с десятком боевых вылетов.

– Но ведь это было два года назад, – проговорил Марк. – Взрывать почему только сейчас начал? И вообще почему именно взрывы?

Ветлицкий как-то странно на него посмотрел, в темных глазах впервые за все время допроса мелькнуло безумие.

– Хотел показать, что ваша братия ни черта не может контролировать, что вы только видимость создаете, а как доходит до дела, никого защитить не можете. Почему сейчас, говоришь? Я тебе скажу, почему. Потому что год назад я встретил сослуживца с того аэродрома, и он мне поведал, что наш начальничек стал большой шишкой, оставил военную службу и стал делать себе карьеру ни где-нибудь, а в погранслужбе ФСБ. Сменил, так сказать, поле деятельности, хотя занимался все так же авиацией. – Ветлицкий опустил взгляд на свои руки, всем своим видом напоминая донельзя отчаявшегося человека. – Меня тут как будто переклинило, в голове прям замкнуло. Я сначала хотел с ним просто расквитаться, по старинке, а потом подумал, что правду тогда никто так и не узнает. Меня бы слушать опять не стали.

– То есть все вот это только для привлечения внимания? – переспросил Трофимов. Преступника аж перекосило.