Penthouse

Позже ему встречались люди, которые смеялись над наркоманами, презирали их и называли жалкими существами без силы воли. Еще позже некоторые из вчерашних ярых ненавистников героиновой наркомании сами успешно приседали на иглу и уже не считали зазорным опуститься на глубокое дно.

Это был лучший вечер в его жизни. В жизни прошлой, настоящей и будущей.

Через несколько дней ему захотелось вновь ощутить это неземное блаженство. Но странно, именно такой эйфории, как в первый раз, он не испытывал больше никогда. Он всячески стремился к этим божественным ощущениям, но тщетно.

Поэтому слова сестры «все как в первый раз» представляли амнезию в очень даже выгодном свете. Но в то же время он знал, что свой первый укол не забудет никогда, какая бы амнезия с ним не приключилась.

И Коля перестал думать об амнезии.

Оля, видимо, размышляла о том же, что и брат. Кондратий просто молчал. А он наслаждался своим присутствием в парке.

Через некоторое время Оля пришла к тем же выводам, что и брат, только вместо героина ключевое место в ее воспоминаниях занимал кокаин.

И Оля перестала думать об амнезии.

Она прервала молчание, обращаясь к брату и продолжая прерванный разговор, начатый ими до появления Кондратия и его нового соседа:

– О, как мучительно больно без мобильного телефона. Ты не находишь, брат? – ее голос звучал с наигранным театральным пафосом.

Еще совсем недавно Оля выразилась бы совершенно иначе, сказав «хреново» или употребив матерное слово. Но вот уже почти месяц прошел как она с братом находится на лечении. Естественно, что после бурной и активной светской жизни здесь им сразу же стало скучно просто до невменяемости. И чтобы хоть как-то развлечься и разнообразить свой новый быт, они устроили между собой игру. Суть ее заключалась в том, чтобы в ежедневных беседах избегать матерных слов и выражаться исключительно литературной речью. Играли, разумеется, на деньги. Поскольку папа хладнокровно изъял у них все денежные знаки и запретил свидания с матерью, то счета были пока виртуальными. Итоги подводили каждый вечер перед сном и записывали их в специальную тетрадь.

Сегодня Оля с незначительным отрывом выигрывала у Коли.

– Да, сестра, – в том же духе согласился с нею Коля. – Жизнь, – он на миг задумался, – зловонная фекалия. Денег нет. И еще более мучительно больно за бесцельно проколотые вены.

– Годы, – поправил он.

Колики посмотрели на него, ожидая дальнейших разъяснений.

– Годы, – повторил он и добавил: – «Жить нужно так, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». Островский Николай Алексеевич.

На Колю и Олю его слова произвели некоторое впечатление, однако дальше развивать эту тему им почему-то не захотелось, и Оля обратилась к Кондратию:

– Кондратий, мм-м. Я недавно прочитала в газете…

Кондратий перебил ее вопросом:

– Что такое газета?

Она сделала вид, будто поверила в то, что он впервые слышит о таком понятии как «газета», и принялась терпеливо объяснять:

– Газета, мм-м. Это такой большой… – она нарисовала пальцами в воздухе большой невидимый прямоугольник, – кусок бумаги, ага. И на нем печатают разные новости, мм-м, и полезную информацию, да. Однажды про нас с Колей писали. В разделе «Криминальная хроника», да. Но я не об том, мм-м. Я недавно прочитала… Слушай, Кондратий, тебе должно быть это интересно. В Швейцарии, Кондратий, мм-м, есть больница специальная такая, да. И в ней всего лишь за шесть тысяч евро… – она изобразила с помощью пальцев цифру 6, использовав для этого по три пальца с каждой руки, пересчитала их и продолжила, – за шесть тысяч евро тебе, Кондратий, сделают эвтаназию. Там можно, ага, а у нас это запрещают.

– Да знаю я, – снова перебил ее Кондратий. – Но я, Оля, не выездной. У меня даже паспорта нет заграничного. Родственники не выпускают, боятся, что за бугром найду что-то похожее и досрочно завершу свой жизненный путь.

– Мм-м-м, бедный, – пожалела его Оля и умолкла.

Все же ей хотелось рассказать хоть какую-то новость, удивить ею Кондратия и нового знакомого:

– А вы знаете новость? На первом этаже церковь открыли, ага, такую чудную… – произнесла она тоном, будто говорила об открытии очередного модного бутика.

– Оля, – Кондратий не хотел слушать подробностей о церкви, так как уже однажды заглянул в нее и больше этого делать не хотел. – Оля, церковь эту открыли давно – уже с полгода будет.

– А почему мы только сейчас заметили? – искренне изумилась она.

– Потому что всегда спускались с той стороны, где библиотека, – объяснил Кондратий.

– Библиотека? Мм-м, – удивленно переспросила Оля.

Кондратий не обратил внимания на этот вопрос и продолжил:

– А церковь – с противоположной стороны. Там, где раньше красный уголок был.

Оля задумалась, вспоминая все свои маршруты передвижения по вестибюлю лечебного корпуса.

– С попами крепче, – выпалил он.

Все трое уважительно посмотрели на него.

– Это ты хорошо сказал, – заметил Коля.

– Это не я, а Булгаков Михаил Афанасьевич, – сообщил он.