Пение птиц в положении лёжа

Моей подруге 38 лет исполнилось. Но выглядит она неплохо. Маленькая, стройная. Такая маленькая и обезжиренная, что трудно разобрать, сколько ей лет. Искусно одевается под девушку из сэконд-хэнда. Бессовестно этим пользуется. Сделала себе поддельную студенческую карточку и бесплатно ездила в метро. Никто не замечал, не останавливал.

Однажды возникла необходимость съездить в солидное учреждение. Она засуетилась. Надо что-то надеть посолиднее. Сменить имидж. «Да, шляпка спасёт!» — решила она и нашла старую женственную шляпку, видавшую виды. Тут ударил мороз. Она решила соединить приятное с полезным. Украсить шляпку куском старого меха. И тепло и солидно. Пошла в метро. Вдруг контролёр говорит: «Женщина!» Она засуетилась, поняла, что к ней, и что это нехорошо. «Женщина! Покажите ваше удостоверение. Вы — не студентка. Вы, женщина, давно вышли из студенческого возраста. Очень давно. Стыдно! Заплатите за проезд!» Действительно, было очень стыдно.

Шляпка — важный атрибут женского гардероба. К её выбору следует подходить щепетильно.

О силе любви

Я снимала квартиру. Я никогда не была так счастлива и адекватна самой себе, как тогда, среди чужой мебели, чужих стен и следов чужой жизни.

Из тех следов одним были звонки ухажёра хозяйки. Судя по скрипучему голосу, ему было за 50. Он звонил мне, двадцатипятилетней, и предлагал себя в мужья. Скучный, старомодный, как пропахший нафталином пиджак из бабушкиного шкафа. «Вы немолоды, — говорил он мне. — Соглашайтесь, я ваш последний шанс обзавестись мужем». Другим хозяйкиным следом был кактус на кухне, почернелый, с какими-то потерявшими остроту колючками, в зацементировавшейся без полива земле. Хозяйка настаивала на том, что поливать кактус вредно. Я её ослушалась.

Почти каждый день ко мне приходил мой возлюбленный. Мы познавали с ним снежные вершины любви. Он спрашивал, какое ещё место во мне осталось девственным и им не потреблённым. Девственности становилось всё меньше. Приходилось проявлять фантазию и выдумку. Кактус от полива позеленел, колючки ею посвежели. Он бурно начал расти, толстеть сам и своими ответвлениями. Через несколько месяцев на нём появился бутон. Вскоре он зацвёл.

«В нас столько любви, что она пропитывает всё вокруг. Даже кактус не смог выдержать её напора».

О голубе

Возвращались с демонстрации. Свернули на тихую улицу. Где-то гремела музыка, улюлюкала и вскрикивала толпа, нагруженная бумажными цветами, шарами и транспарантами… Праздничное напряжение алкоголизировало народ, у женщин пьяно румянились щёки и сверкали глаза, мужчины готовились сильно принять, некоторые, нетерпеливо перебирая пальцами по древкам доверенных им красных знамён, — в ближайшей рюмочной за углом.

На непраздничной улочке царил нездешний покой и тишина. Как в прошлом веке. Серые доходные дома подставляли свои верхние этажи золотому солнцу, умиротворённо ворковали голуби. Голуби-мужчины, раздувая грудку и выглядя солидными, приставали к своим птичьим дамам, требуя взаимности. Голубки прикидывались целками и скромницами, целомудренно перебирали ножками и убегали от ухажёров, впрочем, позволяя тем ворковать себе в уши голубиные слова любви.

На первом этаже широко были распахнуты форточки. За добротным, полноценным петербургским окном, высотою метра в два, угадывалась кухня. Старинная, ручной работы занавеска, с мережками, изобилие цветов и цветочков в разнокалиберных горшках говорили о том, что хозяйка квартиры немолода, как и этот дом.

Несколько голубей, не вовлечённых в любовные игры на чахлом газоне, расселись на раме и с любопытством что-то высматривали внутри кухни, повернувшись хвостами на улицу. Это были ужасные, больные голуби. Их худоба и грязная чернота делали их похожими более на орлов, нежели на голубей. Клювы кривились крючками, на тощих головках хищно сверкали выпученные жёлтые глаза. Им хотелось жрать.

Они нетерпеливо перебирали ножками по грязной раме, им и хотелось, и было боязно. Судя по жадности взглядов, на кухне их привлекло что-то съедобное для птиц. Эти орлы были трусами, толкаясь, взмахивая крыльями, они не смели, не могли, но очень хотели…

Один, самый страшный, самый тощий, заплюзганный, не выдержал, полетел внутрь кухни.

— Представляешь, хозяйка войдёт на кухню — а там такой подарок. Грязный гость.

Вдруг птичьи оборвыши испуганно затрепетали, захлопали громко полыми своими крыльями, подобно серым брызгам, разлетелись в разные стороны.

На кухне послышались возгласы и биение крыл испуганной птицы. У окна появилась древняя старушка, лет под 90, сухощавая и поджарая, как истощавшие голуби, взалкавшие её оставленной на кухне пищи.

— Кыш, кыш! — дряблым кротким голосом гнала прочь незваного неопрятного гостя дряхлая бабушка, взмахивая слабо своей узловатой костлявой рукой.

«А ведь этот исхудалый орёл за ней прилетел… Олицетворение ненасытной исхудавшей смерти…»

О желании развеселить друга