Пение птиц в положении лёжа

Тут Орлоносов прервал излияния директора. Посмотрел на меня удивлённо:

— Я думал, что ваша речь будет литься беспрерывным потоком. Что вас будет не остановить. Будете обосновывать значимость своих стихов и необходимость больших денег. А вы…

— Мне интересно узнать мнение господина директора о цветах. Пусть выскажется. Всё, что я думаю о цветах, я выразила поэтически…

Приятная беседа о цветах, стихах и женщинах длилась часа три. Директор сказал, что должен подумать дня три-четыре о том, как можно использовать мои стихи в цветочном царстве, в коем он был и королём, и розой, и садовником, и ужом по совместительству.

Я пришла в назначенный день. Кабинет был пуст, если не считать копошившегося там Орлоносского. Количество бутылок возросло с тех пор. Их стеклянная волна сползла со столов по бокам кабинета на пол и начала взгромождаться на центральные столы — столы для переговоров. На стене висела изящная литография какого-то современного французского художника, судя по подписи. Изображала она в весьма раскованной манере расплывшийся и совершающий экспансию в пространство цветок, с намёком на распирающие его силовые поля.

Орлоносов был с большого бодуна. Глаза его алели, как революционная гвоздика на фоне свинцового неба Октября, покрытого ненастными тучами. Он посмотрел на меня как-то снизу и сбоку одновременно, несмотря на вполне высокий рост красивого мужчины.

— Ты чего розу опустила?

Я нервно задёргалась, пытаясь осмыслить его вопрос и дать правильный на него ответ. Я правильно почувствовала, что речь идёт об опускалове в смысле «опустить Коляна на тонну баксов» или ещё чего такое. Мне захотелось залепетать что-то о том, что: «Да нет, что вы, не опускала я, это вам только показалось. Почудилось. Даже и в мыслях не было…»

— Чего, хочешь круче всех быть, да? Ишь, и рифмочку придумала… Мол, ссала я на вас всех, на всех поэтов…

Я почувствовала в душе свою запредельную поэтическую крутизну: да, такая вот, крутая… Но вошёл Нариль Хайфизович, вид у него был сильно похмельный, простонал что-то о том, что директор в этот день вряд ли сможет выйти на работу.

Через неделю абсолютно трезвый директор дал-таки мне сотню баксов на стихи. Было мне неловко как-то прятать деньги в дамскую свою сумочку, но я подумала, что поэты всегда были приживалами при столе богатых, всегда их приближали и сбрасывали им крохи за приятную беседу… Ничего в этом позорного нет.

Маша, выслушав мой рассказ о посещении цветочного магазина, долго потом применяла в своих репликах различные модификации выражения: «Ты чего розу опустила». Типа: «И пришёл он, грустный. Розу свою опустил». А больше всего ей понравилось выдавать целый каскад, в той же последовательности: «опустил розу», «нассал на всех», «круче всех хочешь быть, да?»

О грусти клоунов

Ехала куда-то по делам в метро, в Москве. В золотых кудрях и в красных брюках. Подошли трое молодых людей. Говорят: «Поехали с нами в цирк на Цветном бульваре. На премьеру — бесплатно! Будет очень интересно. Мы — студенты-клоуны». — «О, как это круто!» Я стала говорить с ними о чём-то смешном, о всяких сценках и прибамбасах. Они смотрят угрюмо и не смеются. Стала даже изображать чью-то походку — кажется, как негры ходят. Они опять смотрят невесело, угрюмо. Едем дальше — в автобусе. Они разговорились наконец-то. О том, какой Олег Попов ужасный человек, почти негодяй. Как женился на молоденькой, как зарабатывает бешеные деньги, а с другими не делится, держит коллег в нищете.

Приехали. Они говорят: «Подожди нас в общежитии полчаса. Мы скоро». Заходим в их цирковое общежитие. Я сижу, жду. Двое вышли. Один остался. Стал робко, трепетно приставать. Совсем скучно. Хоть бы фокус какой показал, встал бы на голову, проглотил шарик или ещё что. Я посмотрела на него, как на дурачка. Он вздохнул, перестал приставать. Двое вошли. Вчетвером отправились в цирк. Действительно, посадили на хорошее место. Не дожидаясь окончания представления, сбежала. Вдруг опять пригласят в общежитие и скучно начнут приставать — сразу втроём.

О читателях и об остальных

Написала: «У него были белые зубы и серые глаза. Хорошо, что не наоборот». Развеселилась. Дети даже спросили испуганно: «Мам, ты чего, а?» Решила развеселить знакомого физика, любителя изящной словесности. Он захихикал одобрительно. Позвонила приятельнице, тоже начитанной девушке, знатоку остро сказанного слова. Ей тоже стало смешно: «Боже, какой монстр получается!» Решила продолжить. Поделиться смешным ещё с кем. Рассказала о написанном преподавательнице вуза. Она посмотрела на меня с каменным лицом. Я заюлила: «Ну, представляешь, если наоборот — переставь прилагательные, какой ужас выходит: серые зубы, белые глаза. Смешно?» Она повторила мою фразу загадочно. Мне показалось, что до неё не очень дошло. Или она привыкла радоваться другим вещам. Позвонила ещё одному знакомому. Один раз я довела его своей поэтической строкой до падения со стула. Он выслушал и почему-то ужасно разозлился. «Какую, — говорит, — ты гадость пишешь. Лучше не писала б вовсе».

О разоблачении тайного при помощи шляпки