— Скажут, товар не качественный… найдут нас…
— Не найдут… я сменю метки в записях…
— А если он очнется и заговорит?
— Не заговорит. Наложим плетения тишины, чтобы хватило — будет молчать до вечера, а там торги уже пройдут. Вольем в него успокоительных и будет тих и послушен.
— Он горит, — чья-то рука коснулась лба Косты. — Ему больше зелий точно можно… сдохнет…
— Сдохнет, да не сейчас… главное, чтобы дожил до торгов и дошел своими ногами — всё!
— Но…
— Работай я сказал, отвязывай, я пока наложу плетения…
***
Косту привели в чувство перед тем, как снять со стола — влили ещё один эликсир, от которого как будто пожар вспыхнул внутри, и ещё один — и от второго даже моргать хотелось медленнее.
— Веди себя тихо, — посоветовал ему один из помощников. — Откроешь рот потом — умрешь… разбираться не будут. Понял — моргни.
Коста медленно опустил ресницы.
— Считай, что этой ночью боги на твоей стороне, — хохотнул второй. — Хотя, как посмотреть…
— Тащи его…
***
Косту привели не в барак — он еле перебирал ногами, а в клетку, где на скамьях, привалившись к стенкам, уже сидели мальчишки. Его запихали внутрь, оправили халат, и толкнули на сиденье.
— Чего так долго? Смерти захотели?! Вы должны были последнего привести ещё вчера! Сказано же было — двенадцать! Двенадцать! А здесь одиннадцать евнухов! Вы что считать разучились? Так я вас научу, — возмущался рядом визгливый голос. Толстяк, в синих одеждах, расшитых по подолу золотом, всплескивал руками.
— Вчера была драка в третьем бараке, всю ночь на ногах, просто не успели, — оправдывался тот, кто накладывал на Косту плетения тишины. — Не ори…
— Не ори? Не ори?! Да знаешь, что с вами сделают, если не досчитаются хоть одного… это же клановый заказ! Кла-но-вый! И чего он такой вялый? Как я его поведу?
— Буйный он, — вклинился другой. — Вот и утихомирили, да плетения наложили, чтобы на торгах ничего не испортил, а то как начнет бузить…
— Буйный? — визгливо переспросил голос. — А что других не было?
— Какого нашли… и не все жаждут, — помощник похлопал себя по штанам спереди и глумливо ухмыльнулся.
— Не все?! — возмутился толстяк, мгновенно покраснев. — Не все??!!! — визг достиг такой силы, что заложило уши. — Это ты что хочешь сказать этим, а?!
— Нет, ничего, — замахал помощник руками, отступая назад.
— Нет, ты хотел сказать, — наступал толстяк, напирая пузом. — Хотел!!! Хотел сказать, что я не мужчина, да?! Хотел сказать, что эти два кожаных мешочка делают вас мужчинами?! Хотел сказать, что я — хуже?!! Ах ты тварь…
Коста смотрел вниз, не поднимая головы — на ладонь, на которой жирно черным было выведено — “два”.
Коста сжал ладонь в кулак — пальцы послушались только со второго раза, ногти впились в кожу до боли.
***
— Продано! Восемь фениксов раз! Восемь фениксов два! Фениксов фениксов три! Номер двести три — продано! — молоток ударился о подставку с оглушительным звуком, как будто вколачивали последний гвоздь в крышку усыпальницы.
Косту сдернули за цепь с помоста, и он запнулся ногами за край, и чуть не полетел кубарем вниз.
Господин, который поднял вверх палочку и купил его себе — худой, нервный, щуплый, весь с ног до головы укутанный в белое, даже лицо наполовину закрыто тряпкой, замахал руками на слугу:
— Раз уже не ваше, так и беречь товар не надо! Нам калечные не нужны! Повредишь — ни одного феникса не получишь, — взвизгнул он гортанно.