Коста наблюдал издалека – очередь нищих за булочками двигалась, жрец в оранжевом выдавал одну в одни руки и благословлял. Вчерашних людей в сером видно не не было – но были другие – тройка.
Внимательный взгляд выхватил тени пришлых, замершие в прохладе колонн.
Он занял свой наблюдательный пост задолго до рассвета. Следил, как работают жрецы и послушники, когда открываются двери главного входа для посетителей, откуда приносят подаяние в виде булочек для нищих, кто и когда метет задний двор, куда и зачем посылают послушников в город, и какие дают поручения.
И даже куда младшие храмовые служки ходят стирать вещи – два дня большой стирки на декаде, и сегодня один из лысых жрецов в оранжевом отправил несчастную тройку вместе с большими плетеными корзинами за плечами в сторону одного из широких городских каналов.
Коста следовал за послушниками на расстоянии двадцати шагов. Шел неспешно, потому что служители никуда не торопились – видимо так заповедовал Великий.
Они то и дело останавливались, чтобы смахнуть пот, снять тяжелые корзины и… громко поругаться.
– Я перестирал две прошлый раз, когда ты отпрашивался в город! Сегодня твоя очередь стирать мою корзину!
– Тью… – фыркнул второй послушник. – Кто заставлял тебя попадаться второй раз подряд на декаде, чтобы наказывали стиркой?
– А кто заставлял тебя?
– Помолчите, – бросил третий служка. – Сегодня в город не пойдет никто – нужно успеть до вечерней службы, нам ещё храм убирать перед завтрашним приходом Высоких гостей…
– У-у-у-у… – застонал первый. – Я быстро, только туда и обратно…на ближайший рынок…
– И не надейся, – отрезал третий. – Иначе я доложу наставнику, что ты опять побираешься на рынках, выпрашивая милостыню, а все подаяние забираешь себе…
– Завтра подадут и так, – поддакнул второй послушник. – Нужно только покрутиться около высоких господ, улыбнуться и быть в нужном месте в нужное время, и тогда – перепадёт…
Место младших храмовых у широкого канала на каменном парапете никто не занимал. Народу вообще было мало – пара мистрис вдалеке полоскали простыни и развешивали там же – за спиной, на специально натянутые вдоль канала веревки.
Послушники разделились – каждый взял по корзине, выбрал место, закатал рукава и приступил к стирке.
Коста – ждал в тени, пока служки весело переговаривались, отбивая одежду палками на камнях, полоскали в чанах, и развешивали.
Робы – оранжевые, светлые, и совсем серые застиранные – сушились на веревках, растянутых вдоль, и крепились к деревьям, ограде, и двум подпоркам.
Послушники лениво грелись на солнце – их сморило, и они дружно уселились в тени, разворачивая пергаменты с обедом.
Бумага так аппетитно шуршала, что у Косты забурчало в животе. Он сглотнул слюни и медленно начал перемещаться в сторону вещей.
Робу себе он присмотрел давно – вторую с краю, серую, как у послушников. Подкрался, и, выждав подходящий момент, когда гомон стал особенно громким, дернул опору на себя и снес подпорки, прихватив себе одну с поясом.
Веревка упала вниз, одна опора дернула вторую, вторая – третью, четвертая веревка оборвалась под весом, си… Стиранное белье с влажным хлюпом рухнуло на землю и часть в канал.
– Ай, Великий!!!
– Да что же это…
– Лови их!!! Лови!!!
Робы быстро поплыли вниз по течению. Оранжевые тряпки весело кружились по воде, уплывая все дальше – послушники бежали следом, пытаясь достать их длинные палками из воды.
– Великий за что!!!
– Наставник нас накажет… Лови вещи, лови…
– Вылавливай их! Что ты мешкаешь! Вылавливай!!!
Коста в стороне от сутолоки неспешно смотал одежду в небольшой серый тюк, завязал узлом сверху и, закинув на плечо, прихрамывая, потрусил в своё убежище.
– Лови!!!
Оранжевые робы жрецов весело уплывали дальше.
С размером он все-таки ошибся – Коста пошевелил кончиками пальцев – серые рукава почти скрывали руки, а подол волочился по земле, но это и неплохо.
Лицо – он потрогал щеку пальцем – почти зажило и уже не горело, а руки придется мазать ещё несколько ночей.
Он подпоясался веревкой, как все послушники – двойным узлом, и вытащил нож из кармана своего халата. Выдохнул и приставил к своей шее.
Все было ничего. Одежда – это полдела, молитвы и благословения он знал, но…все послушники стриглись очень коротко.
Волосы он обрезал мгновений за десять – криво – косо – нож затупился, но так коротко, как смог.
Спрятал тубус, вещи под мост, заложил камнями и отправился добывать еду. Послушников обычно никто не замечает, надо только не попадаться на глаза храмовым.
Ему повезло на втором рынке – на центральном не подали ничего, и за тридцать мгновений получил жесткую лепешку, мохнатый персик, и раз двадцать осенил знаменьем Великого каждого страждущего, кто подходил испросить благословения.