Павлик

Оба долго молчали. Сигарета в пальцах Игоря Сергеевича догорела почти до основания, но боли он, похоже, не почувствовал. Странная, наверное, это была картина, если бы кто-то мог видеть ее со стороны. Две безжизненно застывших друг напротив друга фигуры – молодой парень, закрывший лицо руками и сгорбившийся, словно древний старик, и уверенный в себе мужчина с едва заметной сединой на коротко подстриженных волосах и с волевым окаменевшим лицом.

– Я потом долго копался, когда отошел немного, – Павлик говорил тихо, совсем еле слышно, – кто тогда в себя все это впустил… То ли я как Фриц Хаманн тот, то ли я как Игорь Смирнов, который и Фрицем Хаманном на миг сделался, а может быть, как тот, кто то мной становился, то пулеметчиком этим… Не знаю, – его голос звучал глухо и безжизненно, – да и неважно это, наверное… Я вот только одно скажу: если мне кто заявит, что рая и ада нет, я, может быть, в лицо-то и не плюну, конечно, но разговаривать мне с таким персонажем просто не о чем. Есть, все есть, – Павлик стиснул пальцы еще сильнее. – И рай есть, и ад… И искать это все не нужно совсем, далеко где-то, я имею в виду. Все – здесь. Прямо вот на этой земле все и есть. И потом, конечно, тоже все есть, но там – уже вторично. А первично – здесь именно. Вот когда этот комок маленький, полуживой и окровавленный, на руках моих умирал, – он сглотнул. – Шепчет что-то и медленно так уходит, потихоньку… Вот тогда ад окончательный и случился…

Он снова надолго замолчал. Утренний ветерок слегка шевелил непослушные волосы, стайка воробьев о чем-то весело гомонила возле прудика, сновали возле водопада неугомонные разноцветные обитатели прудика.

– Я же сказал вам, что я на кучу осколков маленьких разлетелся как будто. И каждый из осколков этих себя помнит, чувствует, осознает… Вот тогда я два этих осколка – маму и дочку – во всей полноте и ощутил, – плечи Павлика заходили ходуном. – Наверное, предохранитель какой-то есть у состояний этих… Вроде рубильника экстренного, чтобы с ума не сойти. Его-то и включили тогда, – он слабо улыбнулся, – добрые силы какие-то. Но и того мига, когда почувствовал я все это… Как рвут их на части на глазах друг у друга… Солдатня оголтелая… – он снова закрыл лицо руками. – Нет, хватит!

Павлик резко выпрямился, невидящими глазами поискал что-то на столе, нашел сигарету и прикурил ее трясущимися пальцами.