Теперь самое время обратиться к зарисовкам графини H.H. Головиной, которая, как записная «вольнодумка», самым тщательным образом фиксировала всё, что хоть как-то могло дискредитировать Императора Павла. Естественно, Анна Лопухина оказалась в центре её внимания. Портрет, запечатленный графиней Головиной, конечно же, написан в самых невзрачных тонах.
«У Лопухиной была красивая головка, но она была невысокого роста, дурно сложена, с впалой грудью и без всякой грации в манерах. У неё были красивые глаза, чёрные брови и такого же цвета волосы. Наиболее прелестными у неё были прекрасные зубы и приятный рот. У неё был маленький вздернутый нос, но он не придавал изящества её физиономии». Графиня признавала, что «выражение лица была мягкое и доброе», но тут же добавляла, что «она была недалёкого ума и не получила должного воспитания».
Головина на этих выпадах не остановилась и пошла в своем страстно-негативном повествовании ещё дальше. Объектом нападок стала мачеха Анны Лопухиной — Екатерина Николаевна Лопухина, урождённая Шетнева (1763–1839), награждённая в 1798 году орденом Святой Екатерины и получившая звание статс-дамы. Так вот, оказывается, она не только была «незнатного происхождения, а манеры её обнаруживали полное отсутствие воспитания, но, кроме того, она была известна своим далеко не безукоризненным поведением». Иными девами, мачеха была развратна, что, согласно подобной логике, не могло не сказаться и на поведении падчерицы.
У князя Петра Васильевича Лопухина было от первого брака три дочери: старшая Анна, затем шли — Екатерина и Прасковья. Екатерина вышла замуж за гофмейстера графа Петра Львовича Демидова (1780–1832), а Прасковья стала женой сына Ивана Кутайсова — графа Павла Ивановича Кутайсова (1780–1840). Понятно, что по представлениям графини Головиной Анна была «полностью развратна», но ей не уступала в «разврате» и сестра — Екатерина Демидова. Она якобы «бегала» за Великим князем Александром и этот порыв, не страсти, а расчёта поддерживал… Император Павел! Много и иной нелепицы можно встретить не только на страницах мемуаров В. Н. Головиной. Оставим в стороне салонные злопыхательства и видения и обратимся к подлинным событиям.
Существует версия, что после встречи Павла Петровича с Анной Лопухиной на балу в мае 1798 года Император отправил своего доверенного Кутайсова уговорить семью П. В. Лопухина переехать из Москвы в Петербург. Так или иначе, но в августе семейство перебралось в первую столицу, где их ждали царские дары.
Отец семейства сенатор П. В. Лопухин уже 1 августа 1798 года был приглашён на обед у Его Величества, а 8 августа последовало назначение его генерал-прокурором вместо Алексея Борисовича Куракина, отставленного от должности.[101]20 августа 1798 года сенатору Лопухину был подарен дом на Дворцовой набережной, 23 августа ему было велено присутствовать в Совете при Императоре, а 6 сентября Лопухин произведён был в действительные тайные советники: чин II класса в Табели о рангах, соответствующий в армии званию генерала, а во флоте — адмирала.
23 августа жена Лопухина Екатерина Николаевна пожалована была в статс-дамы — получила звание старшей придворной дамы в свите Императрицы. В тот же день Анна Лопухина получила звание камер-фрейлины. Иными словами, в окружении Императрицы Марии Фёдоровны, помимо её воли, оказывались дамы, которые ей были неприятны и которых она вообще не знала. Однако воля Самодержца — закон, и Мария Фёдоровна утешилась слезами и молитвами.
За несколько недель до этого она вместе с верной Е. И. Нелидовой пыталась бороться с новыми веяниями, которые окружили Императора после его майской московской поездки. Существует даже утверждение, что Мария Фёдоровна написала резкое письмо Анне Лопухиной, в котором дошла якобы до личных угроз. Письма этого из мемуаристов никто не видел, но упоминание о нём встречается не раз. Далее якобы произошло следующее: Анна, «вся в слезах», показала эту грозную эпистолу Императору, и Павел Петрович разгневался не на шутку. Он окончательно решил сбросить с себя «женское иго».
Павел Петрович, воспитанный с детства в атмосфере унижений, имел необычайно ранимое чувство собственного достоинства. Став Императором, он порой видел знаки неуважения к себе даже в тех случаях, когда попыток умалить его престиж в наличии и не имелось. Мария Фёдоровна была из породы таких же натур; она готова была идти на эшафот, но не уронить достоинство сана. Она прекрасно осознавала, что её и Императора сковывает одна цепь исторической судьбы и предназначения. Она беспощадно боролась за соблюдение этикета, не потому, что страстно обожала придворный протокол; она видела в этом необходимое условие почитания особы Государя. Она пыталась окружать его «верными» людьми, понимая, как Павлу тяжело, как он обременён и как мало вокруг людей, по-настоящему преданных и толковых. Но эта её борьба «за благо» порой оборачивалась мелочной опекой и придирками, которые раздражали Императора.