– Это крылатое чудовище мало похоже на невинного голубка, – мрачно отметил Морозявкин. – Скорее уж на ворона, или коршуна…
– Тоже мне, сокольничий, не можешь отличить ворону от хищной птицы! – пожурил его граф.
В это время Лесистратова уже читала записку.
– «В полночь приходите в церковь св. Михаила, там вы поймете где нужно искать. Ваш друг.» – писано по немецки, готическим штилем.
– Это наверняка ловушка! Что за манера, приглашать людей таким образом? В конце концов, это уже начинает надоедать. Опять церковь, опять таинственные письма, какие-то подсказки… – граф Г. был несколько раздосадован.
– Опять постоялые дворы, трактиры, жратва, выпивка, бабы – как однако все это приелось! – поддержал приятеля и Вольдемар.
– Ну разумеется, во всех просвещенных европейских столицах есть и трактиры, и гостиницы, и церкви, и даже театры, что же вас удивляет? – осведомилась Лесистратова холодно. – Или может быть вам не терпится вернуться обратно в Петербург, к холодному морю и вашему серому прозябанию?
Тут Лиза пожалуй несколько преувеличила, ибо графскую жизнь и даже жизнь Морозявкина в Северной Пальмире никак нельзя было назвать прозябанием. Тем не менее ни тому ни другому вовсе не хотелось возвращаться домой так быстро, хотя временами они чувствовали, как тоска по родине, сиречь ностальгия, грызла их своими холодными клыками.
– Ну что вы, мадемуазель, мы вовсе не торопимся! – быстро ответил граф Г.
– Ну вот и прекрасно… К вечерне мы пойдем в сию божью обитель, а пока погуляем. Граф, не забудьте вашу шпагу.
Их прогулка по городу была весьма длинна и даже несколько утомительна. Они попали и на знаменитый рыбный рынок, в соседнем городке Альтоне, где можно было найти рыбу как свежую, так и копченую, и насладиться дарами моря в полной мере. Рынок был открыт по утрам, зато трактиры не пустовали и днем, там можно было попробовать густой морской суп Labskaus, традиционно заедаемый маринованной сельдью. Все это запивалось морями шнапса и пива, так что скучать не приходилось.
Портовые кабаки угощали моряков и всех желающих рыбными блюдами, кислый суп из угря с овощами и засушенными фруктами сдабривался уксусом, и наши путники конечно попробовали все что смогли. Вольдемар даже напоследок не удержался от десерта из красных фруктов с сахаром, ванильным соусом и сливками, под названием «Rote Grütze», продукта северных земель, благо платил не он. К удивлению Лизы и графа Г. живот у него вполне выдержал это суровое испытание.
До вечера путешественники бродили по временно оккупированной ими территории, обращая свое внимание то на одну, то на другую достопримечательность, в частности Лесистратова не прошла мимо местного оперного театра, который появился здесь еще в XVII веке, рассчитывая зайти в него как только будет несколько посвободнее. Великий композитор Гендель уже поставил тут свою дебютную оперу «Альмира», правда Брамс родиться еще не успел. Тем не менее ко времени описываемых событий тут появился и германский национальный театр, детище Готхольда Лессинга, в общем было на что со вкусом посмотреть, для чего конечно следовало стряхнуть с себя пыль скучных дел и выкроить времечко. Лиза даже понадеялась, что заблудшая но важная тетрадь сама прыгнет к ним в руки, и далее можно будет свободно пройтись по местным лавкам и очагам великой германской культуры.
Церковь святого Михаила по праву считалась символом Гамбурга. Первый вариант ее постройки, готический, волией божию сгорел примерно за полвека до исторического визита графа Г. и сопровождавших его лиц в вольный ганзейский город, однако архитектор Зоннин быстро, всего через двенадцать лет, возвел новый храм в веселом стиле барокко. Высокая колокольня служила ориентиром для кораблей в порту.
На этот раз приятели, опасаясь что их выгонят, не стали задерживаться в лютеранской церкви после службы, а решили проникнуть в храм в назначенное время. Ровно в полночь три тени пересекли примыкающую к церковному зданию площадь, и прижимаясь к стенам проникли внутрь. Граф Г. опасался, что придется прибегнуть к вульгарному взлому, однако к большому своему удивлению ночные гуляки обнаружили что дверь услужливо оставлена незапертой. Внутри не было ни души. Приятный барочный интерьер ночью выглядел мрачным, скамьи пустовали, белые балконы с позолотой казались черными. Впечатлительному Морозявкину немедля захотелось уйти прочь. Даже графу Г. стало не по себе.
– И зачем мы только приперлись сюда, прости Господи! – возопил Вольдемар сдавленным шепотом. – Черт принес, не видно ни зги.
– Истинно молвишь, – поддержал его граф. – Огня бы зажечь, темно как у негра в… ну скажем в носу!
– Скажите спасибо, что я о вас позаботилась. Сейчас зажжем! – с этими словами Лесистратова зажгла походный морской масляный фонарь, голландской ручной работы, позаимствованный ей где-то в штаб-квартире Вест-Индской компании по неистребимой сорочьей привычке.
– Что бы мы без вас делали мадемуазель! Вы наша спасительница… Что… что это там? Что это белеет?