Патриций

Когда Сократ с Дэном выходили из номера, малыш уже крепко спал, обнимая шмеля, рядом, на коврике, мирно посапывал щенок.

* * *

К утру Палач самочувствие Палача нисколько не улучшилось, он был бледен, под глазами залегли отвратные тени. Больше всего на свете ему не хотелось встречаться с Анаис. Никогда больше. Она же почти весь день провела в объятиях своего возлюбленного и пребывала в прекрасном расположении духа.

* * *

Новогодняя ночь продолжалась, народ веселился и танцевал. Сократ время от времени отправлялся проверять, все ли в порядке у Ютфорда, и каждый раз вытаскивал из его постели щенка.

– Сократ, – возмутилась Терра после очередного похода толстяка наверх, – ну что ты все время туда-сюда бегаешь? Разбудишь малыша!

– Да, действительно, там все тихо, я еще дежурную предупредил, чтобы присматривала. Пойдем-ка, ведьма, потанцуем, только смотри, не наступай мне на ноги своими каблучищами.

Толстяк потащил упирающуюся королеву в центр зала, где танцевали Дэн с Ластенией, Макс с какой-то девушкой из-за соседнего стола, и Анаис с Вахтангом. А Алмон сидел за столом с новыми знакомыми и потягивал минеральную воду, отбиваясь от бесконечных предложений выпить.

– Дарагая! – широко улыбнулся Вахтанг, кружа Анаис в танце. – С такой красаты картыны писат нада! Бил бы у мена син, женил бы вас сразу! Царицей была б!

– Ой, спасибо, не надо! Не хочу быть царицей! – рассмеялась девушка. Ее щеки разрумянились, глаза сверкали, и все вокруг, все люди – всё казалось таким живым и настоящим.

– Анаис! – раздался вдруг над ухом девушки гневный возглас Терр-Розе. Анаис обернулась, королева танцевала с толстяком, стараясь держать Сократа на расстоянии вытянутых рук. – Ты смотри, к Алмону пристают! Ты только глянь!

Анаис посмотрела в направлении, указанном длинным, кроваво-красным ногтем Терры. Незнакомая блондинка в коротком блестящем платье вытащила Алмона из-за стола и увлекла к дальней группе танцующих.

– Пойду, разберусь! – Терр-Розе сделала попытку вырваться из рук толстяка.

– Держи ее крепче, Сократ! – рассмеялась Анаис. – А то будут жертвы и разрушения! Вахтанг, пойдемте еще шампанского выпьем?

– Канэшно, дарагая!

* * *

Никогда одиночество не бывает светлым. Прозрачным – да, но светлым никогда. Оно зарождается где-то под сердцем и разрастается по всей душе, как уродливый сорняк с прекрасными, но мертвыми цветами. Одиночество не просветляет разум, оно заставляет метаться в жалких попытках избавиться от него, и, если не вытянуть с корнем весь сорняк, то хотя бы оборвать, растоптать прекрасные цветы.

Даже самая легкая форма одиночества не лечится. Оно растлевает, выхолащивает душу и приводит к осознанию себя, как единицы мира, этим миром не востребованной…

* * *

Под утро уже все друзья умели танцевать национальные танцы сыновей Кавказа, невольно переняв и их акцент, и манеру разговора – уж очень они были заразительны. К рассвету и вовсе стали друг другу почти родными, а гости с Кавказа и слушать ничего не желали о том, что их новоиспеченным друзьям нужно куда-то уезжать. Жившая тремя этажами выше грузинская компания отправилась провожать друзей к их номерам. Должно быть в честь праздника ни один лифт не работал, пришлось подниматься пешком. Вахтанг топал в обнимку с Сократом.

– Слушай, дарагой, ты замэчатэльний чэловек!

– Спасибо, ты тоже, – толстяк слегка покачивался после танцев и выпитого.

– Жэна у тэбэ есть?

– Нет, пока нет.

– А нэвэста?

– Нет.

– Как жэ так? – густые брови удивленно поползли вверх. – Кто же за сином смотрит?

– Сам смотрю.

– Маладэц, дарагой! Толка малчику мама нужна.

– Нужна, да где ж ее взять? – Сократ пыхтя преодолел очередной лестничный марш.

– Нэ волнуйся, я тэбэ памагу. У мэнэ есть сэстра, нэ родная, правда, красавыца: пасмотришь – аслэпнешь!

– Правда?

– Абэжаешь! Она дэтэй любит, тваему малчику атличный мат будэт!

– Что моему мальчику будет?

– Мат, матэрь.

– А-а-а… Ну, я не знаю, надо подумать.

– Канэчно, дарагой, падумай и сэводня же атвэт скажи!

– Хорошо, вот только сомневаюсь, что она согласится переехать так далеко. Все, наш этаж, мы пришли.

– Ты в каком номэрэ?

– Четыреста четырнадцатом.

– Замэчательно! Ми придем!

Распрощавшись, друзья, уставшие, но довольные и счастливые, разошлись по комнатам.

– Тише, Юта не разбудите, – Сократ открыл дверь. – Не топочите, вы так!

Тусклый свет зимнего утра мягко лился в незашторенное окно. В пустой постели мирно сопел щенок, на полу лежал плюшевый шмель.

– Вот трусишка, опять в шкаф забрался, – проворчал толстяк, открывая дверцы и заглядывая внутрь. Юта там не было. – Куда он мог подеваться? – растерялся Сократ. – Алмон, Макс, ищите!

Друзья быстро обыскали небольшой гостиничный номер, но поиск результатов не дал.

– Ничего не понимаю, дверь же была заперта… – Сократ рассеянно погладил спящего щенка. – Макс, иди, спроси у дежурной, может, она что-нибудь видела.

– Ага.

Макс ушел и вскоре вернулся.

– Ну, что?

– Она сказала, что Ют ушел с каким-то мужчиной, говорит, что малыш был совершенно спокоен, улыбался, держал мужчину за руку, поэтому она подумала, что это кто-то из наших.