Пасмурный лист

Афанасьеве. Чем он так мог повлиять на Сергея Сергеича и на студента? Умело и с удовольствием исполняет свои обязанности? Да мало ли людей умело и с удовольствием исполняют свое дело! Мечтает? Но мечтает и Сергей Сергеич. Жизнерадостен? А разве Сергей Сергеич, а тем более студент не жизнерадостны?. Нет, тут есть что-то другое...

Грибов они набрали много. Студент ушел за водой, а

Сергей Сергеич лег на теплый камень, подпер голову рукой и обратил несколько вспотевшее, усталое лицо к долине.

Горизонт замыкался кобальтовой синью Волги. Над нею висели бронзово-бурые облака с ярко-оранжевыми краями. Оранжевые пятна падали на город, – еле видимый, еле различимый, – и город был какой-то высокоцветный, сказочный. Асфальтовые шоссе, во всех направлениях пересекавшие долину, – хрупкого черного цвета с белозеленой каемкой, а проселочные дороги, – от глины, что

ли, – самого густого и яркого красного цвета с едва заметной просинью. В воздухе пахло хвоей, грибами; нежнопечально покрикивала какая-то птица «ре-ре-ре... ре-рере...». И ласкающая, легкая, как кисея, грусть качалась на сердце. Хорошо!

Хорошо делать свое дело, знать и любить его и не мешать людям в их, может быть, самые важные и ответственные моменты жизни. Как правильно поступила

Ольга Осиповна, что заставила доцента уехать к Зеленецким Рытвинам! И каким чутьем обладает врач Афанасьев, сразу понявший ее намерения! И каким пустым, Грошевым, какой вздорной и перелетной птицей показал себя в этом событии Сергей Сергеич. «Оранжевая лента»! Боже мой, какая напыщенная чепуха! Ему, видите ли, мало тех чудес, которые совершают на фронте и в тылу наши люди, он захотел еще поставить гору на гору...

Вернулся студент. Смеясь, он сказал:

— А я думал, вы, Сергей Сергеич, уже грибы вычистили, – Он поглядел в долину и сказал: – Да, красиво!

При таком виде и я, пожалуй, не почистил бы грибов.

Тем не менее он вынул ножик и ловко и быстро стал сдирать шкурку с крепких и широких, цвета липы, грибных шляпок.

— Неделю бы здесь прожить, – сказал Сергей Сергеич несколько виноватым голосом.

— На неделю хлеба не хватит, – отозвался студент.

И он вдруг спросил:

— Вы, Сергей Сергеич, по-видимому, предполагали, что оранжевые организмы, возникшие в облаках, – если допустить существование таких организмов, – появились в

результате действия газа из шахт и нефтяных скважин, соединенного с городскими аэрозолями? Извините неточную терминологию. .

— Что – терминология?! Ваша мысль понятна.

— Тогда не справиться ли нам о составе газа и, вообще, познакомить с вашей гипотезой лаборатории шахт и нефтяных разработок?

— А зачем? Все равно никаких оранжевых организмов нет. И напрасно я вас смутил, Валерьянов.

Доцент достал портсигар, свернул папироску... и сказал, развертывая ее:

— Я ошибался. Инженер Хорев чувствует, ценит и уж никак не обижает свою жену. Разумеется, он и...

— Любит ее, – сказал студент, подвешивая котелок с водой к огню. – Грибы мы обварим разочка три, сольем воду, а там и маслица в них, Сергей Сергеич?

— Да, маслица, – задумчиво ответил доцент.

Студент хлопотал, а Сергей Сергеич все смотрел в долину, точно черпая оттуда утешение. Да, так оно и было!

Грусть, словно ветвями прикрывавшая его сердце, сквозисто и трепетно таяла и уходила. Он наполнился пылающим и сладким теплом, несколько отличным от того, каким он горел еще вчера на Тургеневской набережной у

Волги.

Студент, испытывая некоторую застенчивость, изредка поглядывал на Сергея Сергеича. «Вот она какая – безнадежная любовь!» – думал он, и ему хотелось иметь так же много лет, как и Сергею Сергеичу, и чувствовать так же, как и он, неотвязную и шальную любовь, – даже и сам не зная о том!.. Помешивая грибы в котелке, студент вспоми-

нал всех своих знакомых девушек, но ни одна из них не была похожа на Ольгу Осиповну... Впрочем, что он знал о ней?

Жадно и свирепо хрустя сухарями, глотая нежно скользкие и живительные куски грибов, студент говорил с грустью:

— Ну, до чего ж этот сухарь едок, до чего ж зло едок!..

И, съев за один присест всю трехдневную порцию сухарей, студент сказал:

— Так я же абсолютно здоров! Мне надо было в лес попасть. Это и есть термометр жизни.

Сергей Сергеич радостно рассмеялся:

— Как вы сказали, Валерьянов? Термометр жизни?

Очень хорошо определили. Именно, и вы и я, оба измерили температуру нашего духа. И оказалась – нормальная. Так тому и быть!

Часов в десять вечера они нашли машину врача около больницы. Появился Афанасьев, сутулый, утомленный,

«наработавшийся, батенька, до самой макушки». Он сел к рулю и всю дорогу рассказывал о том, как самоотверженно работают доктора в районных больницах и как трудно добиться от них – «в силу этой самой самоотверженности»

– точных данных о их работе.

— Молчат. Я им кричу: «Да говорите же! Страна должна знать!» А они мне: «Страна должна знать о фронте, а мы – тыловые». Все, говорю, одинаковы! Да говорите же!.. – кричал он, наклоняясь к уху Сергея Сергеича, словно тот был одним из районных докторов. – Помимо страны, с меня и Наркомздрав требует.

Избела-желтоватый свет фар освещал фиолетовую до-