Пасквиль для Пушкина А. С.

Два состояния было у Натальи Пушкиной: измена на виду у людей общества, что являлось порочащими действиями, и то, что попахивало скандалом вокруг самого поэта. Полетика невзлюбила поэта за холодное его к ней отношение, даже смеющееся над ее личностью, как казалось ей. Конечно, невдомек ее логика для самого Пушкина, мысли которого были заняты творческим наваждением. Отчасти неожиданно было видеть свою сестру в таком положении, и только. Но происшествие не прошло даром: уличенный в домогательстве поручик был немедленно зафиксирован любительницей интриг. Девочку увели, тут же в проеме дверей появился хозяин дома. Для него была забавна выходка поручика, он промолчал. Натали Николаевна тут же поспешила покинуть дом Полетиков.

– Уж, голубушка, ты не расстраивайся, не вышло бы у него свое дело, видишь, он пьян, – успокаивала Идалия кузину.

– Глаша, проводи Наталью Николаевну, – поспешила сказать она гувернантке.

Та наскоро оделась и вышла вслед за Пушкиной. Вернувшись в комнату, Идалия Григорьевна торжествовала, но не подавала вида. Скандал обеспечен. Пушкин – рогоносец. И что явно ожидала она – развод, возможно, Натали в скором времени станет Дантес и только. Но дочь португальской красавицы, незаконно урожденная Идалия де Обертей, даже не предполагала о дальнейшей сложности этого происшествия.

– Что же вы, Жорж Шарль, голубчик, – обратилась она к гостю.

Дантес, уже успокоившись, развалился в кресле. Но следующую чарку он не осмелился спросить у полковника. Но Полетика был умным, имея чин коллежского советника. Махнув рукой, он как бы пригласил его в апартаменты. Понимая состояние положения, Дантес рассчитывал на взаимопонимание мужчины. Однако когда он появился в комнате полковника, тот встретил его сухо.

Супротив этого он сделал удивленное лицо.

– Вы достигли апогея, барон… – сказал он.

– Позвольте выйти вон? – спросил учтивый барон де Геккерн, приняв шутку полковника за издевку.

Дантес поспешил убраться. Но этот случай был не его. Александр Михайлович, питавший уважение к Пушкину, не желая вовлекаться в чужие семейные дела, не стал останавливать поручика, позвав колокольчиком служанку.

– Барон соизволит уходить, – сказал он, так и не придумав, как задержать кавалергарда.

В прихожей с гувернанткой, одевавшей его, остановила Полетика.

– Вы уходите? – удивленно спросила Идалия Полетика.

Она появилась из детской. Юный Александр просил успокоения, ему был необходим сон после паники и крика сестры. Она жалела, что случай произошел в семейном доме, но восторжествовала более яркому свиданию, теперь надо было придумать следующие действия, чтобы разнести новость.

– Да, Идалия Григорьевна, всего наилучшего, – собирался с мыслями Дантес, коверкая слова.

– Не спешите, у меня к вам очень серьезный разговор, – пыталась она его остановить.

Однако Дантес все же, замешкав, отказался от приглашения и покинул дом. Впоследствии не прошло и двух дней, как барон Геккерн получает анонимное письмо от Идалии Полетики на французском:

«Достопочтимый чрезвычайный посланник министр императорского двора барон Луи ван Геккерн ван Беверваард. Довожу до вашего сведения, что ваш подопечный Жорж Карл де Геккерн д'Антес бездумно отнесся к Наталии Николаевне Пушкиной в доме Полетика, что об этом будет объявлено ее мужу, в дальнейшем чтобы такие действия не поступали более из-за нестерпимого характера вашего подопечного».

Получив письмо от неизвестного автора уже сам Геккерн, однако, смолчав перед приемным сыном, в скором времени бросился к дому российских аристократов, но тут же остановился, найдя идею в своих мыслях. Он вспомнил об одном знакомом.

Луи Геккерн, недолго думая после анонимного письма, а это было четыре часа дня, спешно оделся.

– К ужину не буду, – крикнул он появившейся служанке.

Еще раз убедившись, что Дантеса в его комнате не было, застегиваясь на ходу, слетел с лестницы, едва хватаясь за широкие перила. Тут же отыскав повозку, он направился к Каменному мосту. Там в одном из доходных домов остановился его юный друг – неудавшийся паж Петр Долгоруков.

На съемной квартире Долгорукова в комнате было светло от ярких свечей. Постучав три раза по особому коду, Геккерн встретил на пороге Ивана Гагарина, двадцати трех лет камер-юнкера, служившего при канцелярии иностранных дел, в меблированной комнате с мебелью под прокат, весьма соответствующей домашней обстановке.

– Это что?.. Это кто мне подсунул? – по-русски выговаривал Геккерн, не раздеваясь. Иван предложил ему снять верхнюю одежду, заботливо ему помогая.

В скором времени два близких друга обдумывали план действий по выявлению автора анонимного письма.