– Володя, этот выскочка Дантес, он давно у меня на хвосте, напирает и напирает! Теперь из-за моей жены решил стреляться на виду у ребенка! – пытался достучаться до друга Пушкин.
Соллогуб думал.
– Ребенка!.. – далее углублялся в мысль Владимир Александрович, на лице нарастала улыбка.
Он неотрывно смотрел на собеседника, тот внимал ему, как что-то затронуло вдруг драматурга, разбудив его товарища.
– Он сам как ребенок. Я тебя умоляю, Александр Сергеевич, дорогой! – пытался вразумить его прозаик.
В этот же миг пылкость поэта куда-то исчезла, он едва пытался ее сохранить.
– Я не понимаю, чего тут смешного? Он решил стреляться! Это ребячество. А вот Наталья Николаевна посчитала меня немыслимым повесой при моей неопытности, и это мягко сказать. Мне не дано быть в гусарских эполетах, что здесь такого, пришлось сказать ей, что она чересчур в своих высказываниях. Что, опять меня вызовешь на дуэль, Александр Сергеевич? Я к Наталье Николаевне при всем уважении, но с легкостью вести речи вашей супруге, мой друг, тоже, знаете, нужно уметь держать себя… А что этот пасквиль… рогоносца, —последнее слов произнес поэт едва слышно, словно стесняясь его.
– Что приставал, да! Подло к чужой жене. А стреляться, я думаю, бы Дантес не стал, легок на нрав самодур, он, наверное, и к службе относится так с легкостью, – разоткровенничался Соллогуб.
– Да, – подумал Пушкин, поразмыслив, – слышал я, дважды он в наряд заступал по своей расхлябанности. Уверен, его бы вообще выкинули из армии, если бы не его покровители. Этот гомосексуалист Геккерн, – предположил Пушкин.
– Хо-хо, так он из тех?.. – удивился Соллогуб.
– А то, что же он живет с Дантесом в одной квартире, – сказал Пушкин.
– Хо-о, забавно. И что же они там?.. – мнение его друга развеселило графа.
Пришла горничная, Соллогуб попросил прибор с чаем.
– Так сам понимаешь, что там делают эти голландские масоны?.. Эти… псевдомужики. Зачем он, думаешь, его своим сыном сделал? – спросил драматург.
Собеседник молчал.
– Вот… – подытожил Пушкин.
Соллогуба рассмешил вывод поэта. Но ему эта тема была не интересна, и он быстро к ней охладел. Однако он боялся, что Пушкин вновь вспомнит о дуэли с французом, в этот раз затея его друга ему не нравилась.
– Это их дело, Сергеевич. Голландцы – народ учтивый и тонкий, чего с них взять. Однако эта страна существует, – пошутил Соллогуб.
Пушкин не стал уточнять, по какой причина он сделал такое умозаключение, в комнату вошла служанка, принесла чай. Они еще поговорили о политике, затронули речь о царе. Потом они вспомнили о жене Пушкина, где речь у них быстро зашла о его детях. Соллогуб поделился с коллегой по творчеству, вспомнил, что два года назад у него был роман в Вене. В конце разговора, словно забыв, зачем Пушкин наведал старого приятеля. Но, покинув дом Соллогуба, все же мысль отомстить Дантесу он унес с собой. Пушкин после их разговора словно ушел в себя.
К вечеру 17 ноября состоялся разговор Пушкина с женой. Он в ярости подскочил с постели от услышанной новости.
– Что?! Каков наглец, а?! Натали, ты знаешь, для чего он хочет жениться на Катерине?! – у Пушкина появилась новая навязчивая мысль.
Наталья Пушкина недоумевала ярости мужа. Яркий лунный свет едва проникал сквозь зашторенные окна в их спальню.
– Нет. Однозначно стреляться, – писатель вновь настаивал на своих манерах решения проблемы.
– Дуэль!
Наталья Николаевна давно привыкла к нелепым, по ее мнению, идеям мужа. Она развернулась, ей не о чем было разговаривать с Александром. Он, немного походив по комнате, потеряв цель своим высказываниям, улегся обратно в кровать. Но не мог успокоиться.
– Нет, ну какова наглость. Вчера к моей жене, – повернул он голову, Натали едва ли спала, развернулся обратно на потолок, – сегодня сестра моей жены…
И лишь внезапный сон успокоил Александра.
Наутро следующего дня Пушкин направился по делам. Он зашел в департамент. Поработал над опросами интеллигенции, представив отчет бургомистру внутренних дел. После поработал над периодикой «Современника». После посетил «Московские ведомости» и в таком плане провел неделю в поисках, редактировании, сочинении, поправках, переводы Жуковского оставив на другое время. Наконец приехали Наталья Ивановна и тетка Натали Загряжская Екатерина Ивановна, как фрейлина высшего света поселившись в доме Пушкиных. В том же ноябре, на удивление всем, когда в их доме происходила подготовка к венчанию Екатерины Николаевны Гончаровой на втором сроке беременности, что Екатерина скрывала от всех, удачное предложение Дантеса помогло сыграть тот факт, что женится он на несчастной из-за сострадания и любви к Екатерине Николаевне, при всем этом завоевывает и утерянное уважение Пушкиных.
Дантес не терпел открытого расположения к драматургу за его упрямство, но уважал за дела, и с ним было весело. Однажды, встретившись на лестничной площадке до свадьбы, француз предъявил все обаяние поэту, воспользовавшись по поручению тетки Екатерины поводом встретить невесту, когда тот направился по делам к Жуковскому. Оба героя глядели, друг на друга, не решаясь на разговор.