Пароход идет в Яффу и обратно (Рассказы и повесть)

Так Гордон поселился у дантиста Березовского. Дантист снимал всего одну комнату. Здесь же стояли бормашина и тазы с чужими плевками и гнилыми осколками зубов. По ночам бормашину отодвигали в угол, тазы выносили на кухню и раскладывали парусиновые кровати. В этой комнате спали все: и дантист, и мать дантиста, и его жена, и Гордон. Детей у них не было. Гордон давал уроки рисования самому дантисту. Он знал: Березовскому его уроки не нужны, это какая-то скрытая милостыня. Желая ему угодить и как можно честнее заработать свой ночлег, Гордон рисовал для него плакаты с изображением здоровой и гнилой челюстей, писал для него вывески на древнееврейском языке и маленькие красивые афишки, которые он расклеивал на электрических столбах.

Иногда дантист Березовский шутил:

— Мне уж нет выхода в жизни, господин Гордон: я женат… Но на вашем месте я бы не стал тянуть такую неинтересную лямку. Боже мой, разве у нас вывелись богатые отцы некрасивых дочерей? Женитесь!

— Господин доктор, — ответил Гордон, — ваш рецепт не подходит.

У него совсем не было друзей в Тель-Авиве. Дома знаменитых людей для него были закрыты. В свободные часы он уходил на пляж, лежал на солнце, купался. Часто хотелось зайти в ресторан, где плясали и слушали музыку, но не было денег. Однажды он решился.

— Что вам угодно? — спросил лакей.

— Стакан молока, — ответил Гордон.

Тель-авивский лакей ничем не отличается от других лакеев мира. Он пожал плечами, проворчал себе что-то под нос, затем с недружелюбным шумом поставил стакан на стол.

Вокруг много ели, пили вино, громко говорили. Кроме древнееврейской речи, здесь звучала русская, английская и румынская. На мужчинах были лиловые и серые костюмы, девушки носили короткие юбки, белые береты. Они были острижены, как мальчики, и совсем не похожи на сионских дочерей с длинными косами. Если бы не черные глаза и излишняя бледность в лице, их можно было принять за англичанок. Рядом с Гордоном сидела веселая компания: двое мужчин и две девушки. Они безобидно спорили, хохотали.

Гордон пил свой стакан молока.

«Кто они? — думал он про соседей. — Дети Вейцмана или владельца модного конфекциона на улице Алленби?..»

Один из мужчин встал и подошел к Гордону.

— Прошу прощения, — сказал он и сел рядом. — Я долго следил за вами. Ваш стакан молока дал мне все понять. У вас нет денег, вы безработный. Так?

— Не совсем, — ответил Гордон.

— Я могу вам предложить работу, — сказал сосед. — Я представитель строительной организации «Солел-Боне». Нам нужны люди. Вы пойдете на черную работу?

Пока он говорил, Гордон разглядывал его с головы до ног. Компания молодого человека следила за ними.

— Три фунта в месяц и квартира, — сказал молодой человек, — Для крепкого мужчины эта работа совсем не тяжела… перевозка гравия.

Гордон продолжал его разглядывать. Молодой человек это заметил и смутился.

— Идет? — спросил он, вставая.

— Нет, — ответил Гордон.

Молодой человек отошел. По походке его было видно: он возмущен.

— Беда с этими интеллигентами, — воскликнул он на весь ресторан, — предлагаешь им работу… зачем им работа? Они предпочитают просиживать штаны.

За соседним столом рассмеялись. Гордон уплатил за молоко и покинул ресторан.

Через некоторое время адвокат почувствовал, что обеду — сытному и постоянному — грозит катастрофа. Он забросил свое занятие, что-то распродал, где-то занял кое-какие деньги и вступил компаньоном в одно дело, как выражался Зильберберг.

Господин Розенблатт был хозяином киоска прохладительных напитков на бульваре Ротшильда. Он решил расширить дело и взял к себе в компаньоны бывшего адвоката Зильберберга. Обед был спасен. Адвокат стал разливать воды по колбам и сифонам, смешивать сиропы и готовить мазаграны, но домашний обед был спасен. А вскоре Зильберберг предложил Гордону поступить приказчиком в киоск. Гордон согласился.

Раннее утро. Гордон уже за прилавком. Он в соломенной шляпе, в белом халате. Разливает воду, моет стаканы, разводит соду.

— Ай-ай, — качает головой дантист, — такой молодой человек!

Когда в киоске нет хозяев, Гордон отпускает ему бесплатно содовую воду. Дантист пьет три стакана подряд.

— У нас в Тель-Авиве хорошо, — говорит он, добрея от выпитой воды. — Я не помню ни одного погрома. Арабы сюда не имеют доступа.

В одно утро — хозяева были в киоске — Гордон заметил бегущего дантиста. Он держал в руках письмо, кричал.

— Какая весточка! — воскликнул он, остановившись у киоска. — Я бы хотел от жизни одного: чтоб я мог каждый день сообщать людям такие весточки…

— Что такое? — спросил Гордон, волнуясь.

— Поцелуйте меня, — кричал дантист, — я вам принес счастье. Поцелуйте же меня!

Гордон поцеловал его в табачные губы и развернул письмо, которое до него прочел дантист. Писал Иона Апис.

«Многоуважаемый, — было в письме, — я счастлив вам сообщить, что губернатор Сторрс познакомился с вашими миниатюрами, и они ему очень понравились. Ему показал их епископ Брассалина. Как они попали к нему, мне неизвестно. Генерал приказал вас разыскать и пригласить к нему на ужин в ближайшую субботу…»