Читаем Парнасский пересмешник. Новеллы из истории мировой культуры полностью

Огюст Шуазель сознательно тормозил работы по обследованию фондов, чтобы изымать из них самые ценные экземпляры, препятствовал созданию плана библиотеки. Для сравнения – Антоновский за десять месяцев классифицировал 150 тысяч томов, Шуазель-Гуфье за 2,5 года без всякого плана с большим при этом штатом высокооплачиваемых именно иностранных сотрудников сумел «привести в порядок» четверть от этого объема. Когда же Антоновский вскрыл схему воровства рукописей и написал об этом рапорт директору – тут же был уволен с комментарием, что при живом Шуазеле ему никогда не быть библиотекарем и не войти в библиотеку.

При этом француз без всякого страха рассказывает, что русские обошлись с драгоценной Варшавской библиотекой хуже, чем агаряне с Александрийской библиотекой – а сам продолжает выписывать ордера на посещение библиотеки каким-то бесчисленным иноземцам, которые не скрываясь роются в хранилищах и крадут лучшие найденные экземпляры. Честные служащие начинают исчезать из библиотеки. Проходимцы – процветают. Выделяются большие деньги на писцов, но из письма Антоновского прокурору мы узнаем, что никаких писцов библиотека не нанимала, нет и расписок, и книг, подтверждающих их работу.

Несмотря на то, что в курсе этого дела был и генерал-прокурор Лопухин, и бывший кабинет-министр Попов, и бывший генерал-прокурор князь Куракин, Гуфье сохраняет за собой должность вплоть до 1800 года, когда император изволил выслать его в Литву. Новым директором библиотеки назначают А. С. Строганова, Антоновского возвращают на службу. В общей сложности он проработает в Императорской библиотеке 14 лет, правда, в 1810 году его опять уволят, но уже из-за другого скандала – связанного с плагиатом в изданной переписке Екатерины II и Вольтера.

Вынужденное гостеприимство

Немец Олеарий в 1634 году стал свидетелем визита кабардинской делегации к царскому двору. Особо Олеария заинтересовало, что кабардинцы явились в скромном виде и без особого повода или предлога для разговора с царскими чиновниками, но были одарены шелковыми кафтанами.

Хотя в XVII веке Северный Кавказ не был частью Московского государства, все-таки существовали вассально-союзнические отношения с Кабардой и черкесскими аристократами, и учитывая трения турков и персов, знатным кабардинцам, конечно же, было что обсудить в Москве, в том числе крымский вопрос, Украину и Шамхальство. Так что дорогостоящие подарки в виде меховой одежды для многочисленных посланцев с Северного Кавказа могут объясняться актуальностью вопросов геополитической обстановки в регионе.

Тем не менее Адам Олеарий в своем «Описании путешествия в Московию» пишет, что эти кавказские посланцы приезжают все больше ради одежды и подарков, зная, что всегда им дадут чего-нибудь.

* * *

Веком ранее, в 1575 году, Иван Грозный захватил три ливонские крепости: Опсель, Лиговери и Лод в нарушение договора тринадцатилетней давности, который закреплял эти города за датским королем. Во избежание войны король Фредерик II направил к князю московскому посольство. Один из датских дворян Яков Ульфельд подробно описал все путешествие делегации из ста человек в Россию. Надо сказать, по меркам того времени не так уж и много, ведь посольства из Москвы могли включать и больше тысячи человек.

Яков Ульфельд с большим удивлением и недовольством описал русский придворный этикет. Ивана Грозного он характеризует как надменного, чванливого, тщеславного и резкого человека в окружении тупых бояр и стрельцов. При этом князь был совершенно невнимательным, и попросту не слушал чтение грамот и обращений посольства, все время отвлекаясь и болтая с боярами. Одетый в дорогостоящие наряды и увешанный золотыми цепями, с жемчужным перстнем на каждом пальце, Иван Васильевич восседал на высоком троне – и особое внимание послов привлекла манера царя играть с большим золотым яблоком, усыпанным драгоценными камнями. Держава показалась датским аристократам чем-то необычным и диковинным, и их очень заинтересовало то, что царь все время поднимал ее, крутил и ставил на специальную подставку. На самом деле эта царская инсигния и самому великому князю была непривычна – совсем недавно шарообразную регалию заимствовали из Европы, и он не совсем понимал, как с ней обходиться.

Перед приемом у Ивана Грозного приставы настрого запретили послам перечислять титулы своего короля перед титулами московского князя, напомнив, что послы, однажды нарушившие это правило, были сразу же высланы из Москвы, не удостоившись приема. Как ни странно, сразу после перечисления своих титулов иностранными гостями, Иван Грозный прекратил прием и удалился переодеваться к обеду, доверив ведение самих переговоров боярам.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология