Читаем Парнасский пересмешник. Новеллы из истории мировой культуры полностью

Быть приглашенными на пир к Ивану Грозному – это конечно знак особой милости. Впрочем, долгожданное посольство от датского короля царь пригласил, только спросив список подарков и убедившись в их достаточности. Царская канцелярия при этом намекнула, что подарки должны быть преподнесены не только князю и старшему сыну, но и непременно его младшему сыну. Позолоченный кубок считался достаточно роскошным предметом для дарения Ивану Васильевичу и его сыновьям. На пир же посольство пригласили очень просто, фразой: «Царь жалует вас, бейте ему челом». Куда же деваться после стольких недель мучительного странствия, послы на пир явились и били челом. Началось застолье с передачи блюд лично от царя по иерархии и его расположенности к гостям, послы получили блюда сразу же после главного военачальника князя Мстиславского и шурина Никиты Романовича. При каждой передаче блюда от царя все должны были вставать, выражая почтение – за этим застольем вставали 65 раз. И только после этого приступали к еде.

Дом Михени

У княгини Ольги Палей, морганатической супруги великого князя Павла Александровича, шестого сына Александра II, есть интересное воспоминание о том, как в конце 1917 года большевики пришли отбирать ее дворец в Царском Селе. Советы постановили занять дворец за нехваткой помещений. Палей лично приняла командированного члена Совета и сообщила, что дворец большевикам занимать нельзя, так как в нем много ценностей и предметов. «А при Советах тут будет хлев!» Чтобы подсластить пилюлю, она великодушно порекомендовала отнять под советские нужды дворец великой княгини Марии Павловны – Михень, вдовы третьего сына Александра II князя Владимира. Тем более что к этому времени дворец Михень уже был разграблен. И большевики, как ни странно, послушались. Самое забавное, что дальше Палей вспоминает, как писала Михень с просьбой занять летний домик ее сына, так как его легче было отапливать, а та ответила: можете и мой дворец занимать, если надо. Бедняжка не знала, что ее прекрасный дом давно превращен в хлев – и не без участия милостивой родственницы занят красноперыми.

Зеркало

В «Зеркале» Тарковского есть эпизод с женой врача (которую играет Лариса, вторая жена Андрея), Марией Николаевной (которую играет мать режиссера Мария Ивановна) и обменом сережек. Так вот история с серьгами имеет реальные корни. Летом 1941 года Тарковский с сестрой и матерью эвакуировались в Юрьевец на Волге, где когда-то врачом служил отчим матери Петров. Там они жили очень бедно, на половину отцовского военного аттестата и бабушкину пенсию. Постоянно что-то обменивали, и вот однажды Мария Ивановна выменяла золотые серьги с бирюзой и выгравированными изречениями из Корана на ведро картошки. Серьги же эти в конце XIX века привезла тетка ее матери из Иерусалима, куда поехала поклониться Гробу Господню, но вместо этого вышла замуж за тюремного врача – грека Мазараки.

Кентавр Памфили

В «Естественной истории» Плиния Старшего есть упоминание кентавра со слов Цезаря Клавдия: гиппокентавр родился в Фесалии и в тот же день умер. Также Плиний пишет, что видел мертвого кентавра в Риме, его прислали из Египта законсервированным в меду. Мед действительно использовался для консервации тел, в основном, конечно, людей – если требовалось сохранить их для перевозки или других целей. Несколько других авторов начала эры ссылаются на это сообщение Плиния. По-видимому, показ кентавра в меду мог проходить в формате представления редкостей, свезенных со всего света. Обычно такие акции устраивали в крупных городах бродячие артисты, антрепренеры и авантюристы. Кентавр находился в сосуде с прозрачными стенками, полностью залитый медом, показывали его в темном помещении, с плотно закрытыми шторами, за просмотр взималась плата, и смотреть можно было очень недолго. Это могли быть две тушки разных животных, соединенные в одну – жеребенок и обезьяна, например.

Интересно, что кентавр, существовавший в разных культурах, и выглядел по-разному. Если у римлян это уже полноценный мужчина сверху и полноценный конь снизу, то у греков мужская голова на мужской шее на мужском теле имела конские уши и густую нечеловеческую бороду. Античные авторы нередко рассуждали о возможности реального существования кентавров, задаваясь вопросом: как расположены в таком организме внутренние органы? Если конская система пищеварения идет после человеческой, то какого рода продукты должен употреблять кентавр? И как маленький человеческий рот может прокормить такую крупную фигуру? Отдельным упражнением были возможные сценарии жизни кентавра – как он растет, ведь человек гораздо дольше остается в детском теле, чем лошадь – и трех-четырех- и даже семилетний кентавр выглядел бы как дитя, приделанное к здоровенному коняге. Еще сложнее быть с тем, что лошади живут меньше людей, тогда получалось бы, что кентавры не успевали обзавестись мужским телом, как приходила пора помирать.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология