Парнасский пересмешник. Новеллы из истории мировой культуры

Есть история о том, как в Оренбурге шестидесятилетний Игельстром познакомился со знатной казашкой Тайкарой и без памяти влюбился в нее. Она была замужем за оренбургским судебным чиновником, казахом из сословия кожи. Мы можем судить о замужестве Тайкары по тому, что есть сведения о неоднократных актах насилия ее мужа по отношению к женщинам. Очевидно, семейная жизнь у нее не задалась.

Тайкара была уникальной женщиной – несчастная в браке, она обзавелась влиятельным любовником и изменила свою судьбу. Современники пишут, что 36-летняя аристократка пленила Игельстрома и фактически навязывала ему свою волю в отношении многих политических решений. Историки упрекают военного губернатора в том, что он вернул в Младший жуз[1] ханскую власть, и это было сделано исключительно в интересах Тайкары и ее семейства.

Тайкара-ханым была дочерью хана Младшего жуза Нурали. Ее мать стала женой Нурали по обычаю левирата после смерти в 1760-х своего первого мужа – султана Чингиза, младшего брата Нурали. При этом мать Тайкары тоже была высокого происхождения, ее дед был святым суфийским наставником казахов всех трех жузов сайидом Мухаммад-кожой. Этим можно объяснить и всеобщее уважение к Тайкаре, лишь усиливаемое тем, что царские чиновники в документах называют ее княгиней Тайкарой, и участие казахских служащих всех уровней в соблюдении ее интересов.

Кроме того что она вернула своему народу ханскую власть, Тайкара заботилась и о личных интересах. Она изящно отомстила мужу-насильнику, добившись по суду признания всех его родовых земель своей собственностью. Это, конечно, беспрецедентный случай: Тайкара стала первой землевладелицей в истории Казахстана. Во-вторых, представьте только, женщина отсудила по сути общинные земли, принадлежавшие роду ее мужа многие годы, в личную собственность.

Ровным счетом

Фаворит Екатерины II сын московского и петербургского губернатора князь Николай Борисович Юсупов был настолько богат, что не знал на память всех своих имений, которые располагались почти во всех российских губерниях. И когда Юсупова спрашивали, есть ли у него земли в таком-то уезде, он был вынужден сверяться со специальным реестром в небольшой книжице.

Впрочем, он был не самым беспамятным богачом своего времени. Его свояченица графиня Браницкая унаследовала от своего дяди и любовника Григория Потемкина столь большое состояние, что не могла его сосчитать, и только прикидывала, что оно должно быть немногим больше 28 миллионов. Считается, что урожденные сестры Энгельгард, дочери сестры светлейшего князя Марфы Александровны, все бывшие любовницами Потемкина, получили после его смерти каждая по 18 миллионов деньгами, не говоря о недвижимости, предприятиях, украшениях и других ценностях. Младшая из этих сестер, Татьяна Васильевна, вторым браком стала женой Юсупова.

В общем-то и до сих пор в России нет лучшего способа разбогатеть, чем быть московским градоначальником, получить наследство от коррупционера, быть фаворитом правительницы или любовницей богача от власти – разве что все это вместе.

Русалки

В некоторых храмах встречается подобная любопытная резьба с двумя водными существами: мужским и женским.

Резьба с морскими существами в английской церкви XII в

Стоит быть аккуратными с термином «русалка», поскольку он сугубо славянский. Для понимания следует почитать о подводной жизни и гареме водяного: например, об этом писала Барбара Фришмут в книгах «Мистификации Софи Зильбер» и «Античный тритон». Первоначально русалка была не водяным, а лесным и полевым божеством: в частности в тексте «Мавка» Леси Украинки и у Пушкина она сидит на ветвях, а впоследствии нередко изображается не правильно, а с рыбьим хвостом. Сидячих на ветвях русалок можно найти у некоторых фольклористов, которые утверждают, что представление об этом фантастическом существе могло родиться из невинной шутки, когда девицы забирались на ветки деревьев и, прикрывая голые ноги крупными рыбьими тушами, смеялись и пугали путников. Впрочем, это было бы простейшим объяснением сложного процесса формирования в человеческом сознании и культуре бриколажей, который, по Клоду Леви-Строссу, на самом деле относится к древнейшим интеллектуальным практикам.

Парная фигура отсылает нас к античным нереидам, которые иногда являются женами богов и смертных героев.

Образ женского божества в фольклоре разных народов разнообразен и динамичен и отнюдь не ограничивается лишь водными существами. Рядом с женским водным божеством на нашем барельефе, конечно, мужское божество: морской царь или водяной. Возможно, это отголосок мифа о Посейдоне и его супруге Амфитрите. Борода указывает на царственность, как и венец из красивых вьющихся волос.

Женщина, как бы мы ее ни назвали, заботится о красоте: в одной руке у нее гребень, а в другой – вероятно, зеркало. Самое интересное, что эта парочка из церкви, где покоится Шекспир с супругой. А звали жену Шекспира Энн Хатауэй.

* * *