Парижский десант Посейдона

Но лодка успешно миновала все препятствия, и наступил день, когда Сережку и Соломона выгрузили на сушу, под обжигающий ветер, пропитанный солью. Им не дали осмотреться, сразу затолкали в тесный фургон с надписью «Хозяйственные товары». Везли недолго; после фургона был самолет, где они оказались единственными пассажирами, не считая усиленного конвоя. Оба пережили дежавю, хотя конвоиры были в другой форме, и автоматы у них были другие, и лица как будто родные, славянские, и вели они себя сдержаннее. За весь полет стражи не проронили ни слова, сидя как изваяния, да мальчишки и не давали им повода зашевелиться.

Летели дольше, чем ехали; когда приземлились и высадились, Соломон и Сережка увидели сплошной лес вокруг. Военный аэродром был пустынен. Что-то сильно засекреченное, не просто военное - эта тревожная мысль пришла им в голову одновременно.

И снова фургон, как сговорились; на сей раз они даже не успели прочесть надпись и узнать, под видом чего их транспортируют.

А потом началась тюрьма.

Как часто бывает, мучительнее всего была неизвестность.

В лагере исход был предсказуем; с советскими же тюрьмами ни Сережка, ни Соломон пока не сталкивались и не знали, чего от них ждать. Они не понимали, за какие грехи их держат взаперти; Жаворонок прессовал их по полной, как им мнилось, программе, но так и не добился признания о сотрудничестве с врагом. Они немного заблуждались: если бы особист занялся ими в полную силу, то оба признались бы через десять минут в том, что сами были комендантами лагерей и докторами-преступниками по совместительству. Но Жаворонку было строго-настрого запрещено прибегать к особым мерам воздействия.

Рацион же наводил на самые мрачные размышления.

Было очевидно, что их не собираются убивать, но не думают и выпускать. И с допросами - судя по тому, что их поселили вместе, - было покончено.

- Знаешь, что мне кажется?

- Откуда мне знать? - пробурчал Сережка, укладываясь на шконку. Он считал, что в этом нет ничего худого, не ведая, что обычным зэкам не разрешается лежать днем.

- Мы в карантине. Они считают нас заразными.

- Почему?

- Потому что нам вводили какие-то болезни.

Сережка захлопал глазами:

- Я так думал, что просто отраву…

Красавчик иронически хмыкнул:

- Подумай башкой! Они же все в комбинезонах были, в масках - наши фрицы-то. Чего они боялись?

- Отравы и боялись…

Соломон покачал головой:

- Это вряд ли. У нас в Одессе был один дядька, военный. Полный георгиевский кавалер, между прочим, - и как его не шлепнули? Он заведовал клубом патриотического воспитания. Гражданская оборона, «Зарница» - это все он устраивал. И все знал про химию, нам много рассказывал. Сам был отравленный хлором. Так вот он говорил, что отравой заразиться нельзя. От человека. Зачем тогда маски?

- Может, отрава была в камере, куда нас водили…

- И что? Раз специально водили в камеру, то в палате-то ее точно не было… Нам микробов вводили, зуб даю.

Остапенко подобрал ноги, сел, обхватил колени тощими ручонками.

- Нет, не карантин, - сказал он решительно. - Наши-то без масок - и на лодке, и в самолете, и здесь.

Соломон уже успел подумать об этом, но уступать не хотел и хмыкнул:

- Для наших свои люди - как мусор… У фрицев иначе, они своих берегут.

- Что, и майор - мусор?

- Да у нас генералов стреляют пачками!

- Иди ты… он-то небось себя мусором не считает. Видел, как он дрожал, когда лодку качало? И про генералов врешь, никто их не трогает…

- Никто? А про Тухачевского слышал?

- Слышал, - запальчиво отозвался Сережка. - Он был вредитель, враг народа, сам признался…

- Спектакль это все! Делал-делал революцию - и вдруг стал вредить?

- Может быть, он рехнулся.

- Что-то их много рехнулось! А если и спятили, то от чего? Не от хорошей жизни…

- Да чем им плохо жилось? У нас председатель был - что твой царь…

- Мозги у тебя засохли, - с сожалением констатировал Соломон. - Два и два сложить не умеешь.

- А тебя за такое сложение к стенке поставят, - мстительно парировал Сережка Остапенко.

- Болван, - откликнулся Красавчик.

- От болвана слышу.

Оба надулись и долго не разговаривали; Сережка попытался уснуть, но сон не шел. Красавчик сосредоточенно грыз ногти и следил за тараканом, который озабоченно полз по холодной стене.

В двери щелкнуло, приоткрылся «глазок». Какое-то время невидимый соглядатай оценивал обстановку; потом из-за двери донеслись приглушенные голоса. Красавчик забыл о ногтях и стал вслушиваться. До него долетали лишь обрывки слов, и только пару раз - предложений. Сережка тоже слушал, но с большим безразличием.

Голоса начали удаляться, мешаясь с собственным эхом, и вскоре растворились.

Соломон повернулся к другу, нарушил молчание:

- Ты успел разобрать?

- Не-а, - тот помотал головой. - Бухтели что-то, ни черта не понять.

- Я кое-что услышал, - сказал Красавчик. - Они сказали «остров» и еще что-то вроде «коневец». Слыхал про такое?

- Не, не слыхал. Может, мы на острове?

Красавчик прикинул в уме:

- Запросто. Только зачем об этом тогда говорить?

- Чего ты меня спрашиваешь? У них и спроси.

- Кончай дуться. Не хватало еще передраться. Мне почему-то не нравится слышать про острова.