Парфюмер Будды

Они заговорили одновременно, но еще до окончания разговора Жиль потянулся к ней. Они держали друг друга в объятьях до первых лучей солнца, осветивших флаконы духов.

Мари-Женевьеве удалось вернуться в гостиницу, когда муж еще спал. Одеваясь, она пыталась вести себя как обычно. Но казалось, что она помолодела лет на двадцать, не узнала человека, за которого вышла замуж, забыла про ту жизнь, которой жила.

У них было еще целых четыре дня в Городе Огней. Каждый вечер она притворялась, что быстро заснула, и лежала рядом с незнакомцем в ожидании, когда его дыхание станет ровным. Потом она выбиралась из постели, одевалась и украдкой покидала гостиницу.

Темнота стала ее другом. Любовные свидания в Париже были так обычны, что ей удавалось оставаться невидимкой. Она исчезала в сумерках ночи и мчалась в объятья возлюбленного.

В последнюю ночь, когда они отдыхали после страстных ласк, лежа в объятьях друг друга, Жиль сказал, что хочет, чтобы она бросила мужа и осталась с ним в Париже.

– Мы оба женаты, у нас дети! – рыдала Мари-Женевьева.

– Ты можешь забрать своих детей. Я куплю тебе дом, буду жить с тобой там, а работать здесь.

Она покачала головой.

– Ce n’est pas possible[35].

Он встал, подошел к комоду, открыл его и что-то вынул. Глаза Мари-Женевьевы были настолько залиты слезами, что она не сразу поняла, что это.

– У тебя нет выбора, – сказал он.

– Не понимаю.

– Египтяне верили в судьбу. Мы судьба друг друга. – Он достал кожаный мешочек и вытряхнул его содержимое себе на ладонь. – Понюхай.

Мари-Женевьева взглянула на сосуд в его руке, и мир вдруг начал вращаться вокруг нее. Поначалу она испугалась. Давным-давно она почувствовала себя так в Луаре. Было темно и холодно, неприятный запах грязи и тины. А потом маленькие, нежные руки аромата унесли ее из Нанта в какое-то место, где она была раньше. Там были запахи пурпура, насыщенного красно-коричневого и синего бархата. Темнокожий мужчина сидел рядом с женщиной с волосами цвета воронова крыла, протягивая ей чашу.

Словно глядя на свое отражение в зеркалах Версальского дворца, Мари-Женевьева смотрела на себя, но видела Айсет с головой, склоненной на плечо возлюбленного, вдыхающую аромат зелья в его руке.

Мужчина по имени Тот разговаривал на языке, которого Мари-Женевьева никогда на слышала, но она его понимала. Он произнес те же слова, которые она только что услышала от Жиля.

– Мы судьба друг друга.

Потом она услышала свое имя, которое прокричал голос из настоящего. Он вернул ее в реальность. Это был голос мужа. Добрый, нежный, спасший ее от смерти, он стоял перед ней с диким от ярости взглядом и пистолетом в дрожащей руке.

Утренний свет проливался в окно и сиял на рукоятке пистолета. Если бы Мари-Женевьева знала, что нежный, богобоязненный муж способен выстрелить, она бы заслонила Жиля собой. Но она не поверила своим глазам.

– Я не позволю тебе отобрать у меня единственное, что мне дорого! – прокричал он и без колебаний спустил курок.

Спустя две недели, дома в Нанте, Мари-Женевьева прочла в газете, что Жиль Л’Этуаль умер от пулевого ранения. Она перестала есть, спать и разговаривать с человеком, которому приходилась женой. Детьми она занималась, словно в тумане. Она могла думать только об умирающем человеке, которого любила с детства. Кто держал его за руку? Кто шептал ему успокоительные слова, когда он уходил из этого мира в другой?

Если бы только она не поехала в Париж, Жиль был бы жив до сих пор. Он умер из-за нее. Но Жиль сказал, что они принадлежат друг другу. Двое детей, неразлучных с детства, словно пара перчаток, одна правая, другая левая, как говорила мать Мари-Женевьевы.

Глава 61

Франция, Париж. Воскресенье, 29 мая, 13.08

Жас попыталась заставить себя встать и уйти от органа, разорвать путы и сбежать из плена воспоминаний, ей не принадлежавших, но таких реальных, словно они были из ее жизни. Но ей это не удалось. Она продолжала оставаться на краю сознания. Надо было понять что-то очень важное. История еще не закончилась и даже еще не началась.

Жас сделала глубокий вдох, поймала нить. Среди сотен бутылочек с эссенциями и растворами она смогла прочесть названия только на нескольких этикетках. Жас затерялась в том, что перед ней открылось, во всех этих ингредиентах, используемых для создания ночных кошмаров.

Она последовательно прочла этикетки на каждом флакончике. Этот? Или этот?

В отчаянии она стукнула кулаками по органу, словно ребенок, требующий внимания. Бутылочки вздрогнули, и раздался звон стекла, потом еще. За музыкой парфюмерной посуды она услышала другой звук, необъяснимый, словно эхо.

Орган был сделан из цельного резного дерева. Почему слышится пустой звук?

Жас убрала с органа все флаконы. Скоро по комнате стало невозможно пройти. Сотни бутылочек, некоторые восемнадцатого века, трехмерным ароматным ковром покрыли весь пол.

Теперь орган стоял пустой, словно гроб. За долгие годы он покрылся пятнами, образовавшими особый узор на его полках. Жас начала неспешно простукивать каждый сантиметр, пока не нашла то, что искала.

Тайник.