Паранойя. Почему мы?

Увидеть, услышать, почувствовать. Я до трясучки хотел знать все. Абсолютно все, каждую, черт возьми, секунду их жизни.  Моя тяга, как стая оголодавших псов, рвалась с привязи, готовая свернуть себе шею, лишь бы вырваться к ней – к Паскуде моей длинноногой.

Я же себе даже думать о ней не позволял. Безжалостно давил всю эту блажь. Мне нужно было как-то выживать, продолжать работать локтями вопреки всей бессмысленности, по привычке, потому что так, сука, надо. Потому что если начну задаваться всеми эти: «Почему? Зачем? Ради чего?», у меня руки опустятся, я захлебнусь тоской, злостью, обидой и пониманием, что без моей Настьки мне все это на хрен не нужно!

Даже спустя два года я все также любил эту девчонку, все также сходил по ней с ума и готов был на все, лишь бы с ней быть.

Новость о том, что она родила мне ребенка, помимо всей прочей радости, давала надежду на то, что возможно еще есть шанс, возможно я еще не опоздал.

Правда, вскоре отчеты моих людей вернули меня с небес на землю. У Насти давно была своя жизнь, и все в ней было хорошо: несмотря на материнство, Сластёнка поступила в университет, освоилась, завела друзей, готовилась к своей первой выставке, встречалась с пацанами-ровесниками. Словом, все у нее было именно так, как я всегда хотел для нее, кроме пацанов, конечно.  Осознание того, что она давно перевернула страницу с моим именем жалило, выжигало меня изнутри.

Я ревновал по-черному. Меня так крыло, так еб*шило по мозгам, отключая их напрочь, что я просто зверел. Хотелось поехать к Настьке и… хер его знает, что бы я сделал. Меня кидало от пацифиста до фашиста: то на коленях перед ней в соплях хотелось ползать, то поехать и вы*бать так, чтоб ни один мальчик и близко не сравнился. Чаще всего во время таких припадков я нажирался и драл каких-то шалав. Утром же расплачивался по – полной программе: почка за нарушение режима мстила мне очень жестко, а уж, как меня прессовал синдром «публичного дома» и вовсе молчу. Староват я, видать, стал для беспорядочной ебл*.

Однако, в ней все же были и свои плюсы: под гнетом отвращения и чувства вины меня отпускало, и я адекватно воспринимал ситуацию, в которую загнал себя сам.

В конце концов, Настька молодая, красивая девчонка. Сколько же ей можно сидеть и слезы лить? И так два года к психотерапевту таскалась. И я все это прекрасно понимал, поэтому смотрел на ее фото в кругу новых друзей, на ее ожившие, горящие смехом глазки, на ее по – девчоночьи задорную улыбку, и не знал, как мне быть, что делать.

Вернуться? Нужен ли я там? Я не уверен. Я вообще стал каким-то неуверенным, когда дело касалось Настьки. Хотя, может в том и смысл. Ценишь ведь только то, что боишься потерять.

Впрочем, дело было не только в неуверенности, просто находила по временам какая-то хуерга о высоком. Думал, может, лучше не лезть, не баламутить, только – только ведь она оклемалась, жить начала.

Какой-то части моей душонки нравилось мнить себя эдаким благородным страдальцем. Но было одно маленькое «но» – наша дочь. Моя безгранично желанная малышка.

 Никогда бы не подумал, что можно бредить ребенком от любимой женщины. А я бредил, мне важно было, чтобы именно Настька родила от меня. Естественно, при таких раскладах ни о какой благородной по*бени не могло быть и речи.

Чтоб моя дочь росла безотцовщиной при живом отце? Не будет этого! Меня и так наизнанку выворачивает от мысли, что я упустил столько времени. Целый год, не считая беременности!

 Столько улыбок, первых слов, шагов, реакций… Я ведь ничего, абсолютно ничего не знал о своем ребенке.  Как она смеется, плачет, как пахнет, как звучит ее голос, что она любит, что – нет…  Четыреста семьдесят дней, миллионы событий в ее маленькой жизни прошли без меня, поэтому я не мог больше терпеть и откладывать. Но и как преподнести все Настьке не знал, меня разрывали противоречия и сомнения.

Как она отреагирует: пошлет, не пошлет? Будь я на ее месте, я бы себя послал, причем в красках.

Так и не решив ничего, и не определившись, но не в силах больше ни дня ждать, отдал своим людям распоряжение заняться няней и подвести к сотрудничеству. Там было на что надавить – мать тяжело болела, – так что согласия долго ждать не пришлось. Меня это и радовало, и злило. Все – таки, Гридас с Настькой выбирать персонал не умеют.

Наша первая встреча с дочерью случилась в парке, где они постоянно гуляли с няней. Не думал, что буду так волноваться, но внутри сжималось все сильнее и сильнее с каждым шагом, пока я приближался к играющей в песочнице малышке.

В тот день я просто сел на лавку в паре метров от нее и не мог оторвать взгляд, понимая, что ничего красивее в жизни не видел, чем мои глаза и улыбка в сочетании со Сластёнкиными губами и носиком. У нас получился красивейший ребенок. Маленькое чудо.